Через год дядя Гена умирал от рака печени. Когда его в очередной раз навестили друзья, дядя попросил коньяку. Друзья подумали, что он бредит. Алкоголь в его положении означал немедленную смерть. Но дядя сказал: «Я всю жизнь прожил весело… и как хотел. Дайте мне умереть весело. Так, как я хочу». Ему принесли коньяку. Дядя Гена выпил и очень быстро умер. Оставив наследнику строительную компанию, ресторан, две квартиры и какие-то земельные угодья.
Зимой 2003 года мы прилетели в Россию навестить близких. Через несколько дней позвонил брат Серёжа. Я не ожидал его звонка, говорить нам было не о чем. Но он просил встретиться, обещал какой-то сюрприз. И я согласился. Увидев громадный серебристый «Лексус» у подъезда, я начал догадываться, зачем брат настаивал на встрече.
Наверное, я огорчил Серёжу. Ни его машина, ни его загородная вилла не произвели на меня должного впечатления. Вдобавок я не притворялся – а это всегда заметно. Все современные машины для меня более-менее одинаковые. Старинные – другое дело. У тех есть лицо, характер. А эти… блестящие металлические ящики на колёсах. Ездит – и ладно. Ну, какая разница, за сколько секунд она разгоняется до ста километров в час? И сколько там подушек безопасности… Хотя, если вдуматься, не обратно ли пропорциональны эти величины?
Жена считает, что я равнодушен к автомобилям потому, что не вожу сам. Водитель в нашей семье – она. Соответственно, у неё более продвинутый взгляд на это дело. Однажды нас хамски подрезал «Порш» (я не знал, что это «Порш»). За рулём – молодой китаец. Жена проворно высунула пальчик из окна, а потом говорит: «Ты заметил, что на поршах ездят одни паршивцы?» И чуть помедлив: «А на мерсах одни мерзавцы».
Серёжа превратился в точную копию отца – если бы фото дяди Гены слегка растянуть по горизонтали. Он много шутил и смеялся. Зубы его явно требовали ремонта.
– Ты что ходишь, как бармалей? – спросил я брата. – Поставил бы фарфор. Деньги же есть.
– Боюсь, – ответил он не сразу. – Понимаешь, у меня две этих… как его… фобии. Зубные врачи и самолёты. Вот такая хрень. Я по жизни никого не боюсь. Ни ментов, ни бандитов. Ни налоговой. А как подумаю об этом кресле – дрожит всё внутри. Самому противно. Я уж и к психологам ходил, и к гипнотизёру.
– А под наркозом?
– Да говорю же тебе – в кабинет в этот зайти не могу! Ноги подгибаются.
– А с самолётами что?
– Та же история.
– То есть ни в Америку, ни в Европу?
– В Европу можно поездом. Но мне это как-то… без надобности. Нас и здесь хорошо кормят.
Между тем скопления высоток за окном быстро редели, оголяя пейзаж. Мы вынеслись за город, в чуть облагороженную снегом тоску средней полосы.
– Сергей, а куда мы едем? – спросила моя жена.
– А-а! Это сюрприз! Ну ладно, скажу. Я ведь недавно дом закончил. Вы – первые гости.
Меня умиляет, когда знакомые полуновые русские говорят, изнемогая от самоуважения: «А я тут, знаешь, дом построил в Подмосковье». Да ты два кирпича в руках не удержишь. Построил он.
– Ерунда осталась, – продолжал Серёжа. – Бассейн и сауна пока не готовы. Воду ещё не пустили. Но камин работает. Через полчаса увидите.
Приехали. Видим: торчит в заснеженном поле строение – убедительное, как мавзолей. Поодаль ещё несколько таких же. Трёхметровый забор. Из загона нас громко поприветствовали две овчарки. «На ночь выпускаем, – объяснил Серёжа. – Не сами, конечно. Специальный человек приходит…» Я поискал глазами колючую проволоку, но заметил только камеры слежения. Брат устроил нам обстоятельную экскурсию по пустому дому. Рассказывал, что у него где будет и как он здесь всё классно оборудует. Наконец его жена позвала обедать. Мы помянули моего отца и дядю Гену. Затем, уже у камина, пили за дедушек и бабушек и ещё за какую-то родню. Перед сном мы с братом долго обнимались, значит, родственников вспомнили немало. Утром он довёз нас до тёщиного дома. В дороге Серёжа был немногословен и хмур. Видимо, обиделся за свой дом и машину. Я тоже молчал и всё думал, как бы объяснить ему, что я… изменился. И рад этому. Что его джинсы и коньки – тогда – значили для меня стократно больше, чем вся его движимость и недвижимость сейчас.