Последнее время он ничего не планировал, только на завтра. Правда не завтра, а на днях он поедет в Рязань, к тому самому батюшке крестившего Алексея и венчавшего их с дочерью, просить направить его на путь… на какой-нибудь, он согласен на любой, указуемый священником, так как первый раз в своей жизни он не знал что делать. Лёвушка и Лёха не могли его поддержать. Лев работал и уже в эти дни отгулял все, что накопилось и даже возможное за будущее. Сын же пропадал днями на кладбище и не желал иного…, пока во всяком случае. Он просил не теребить его еще пару дней, с чем все согласились…

…Странным было то, что никаких последствий со стороны нападавших не было и никто не знал, что с этим делать. Скорее всего они просто попрятались и выжидают суда над теми, кого судят вместо них. Ужасно мало сил, а осознание бессилия делает тем временем человека, без мотива к сопротивлению этой навязчивости, слабым, податливым и апатичным.

Через пол часа, после расставания с отцами, хотя про это он уже забыл…, не то чтобы забыл, просто не обратил на это внимание, Алексей был на месте. Сегодня отсчет времени шел от момента подписания бумаги, которая освободила его сына от мук пребывания его души между тем духовным и нашим материальным миром – именно так он объяснил себе необходимость сделать то, что сделал. Но не желая отпускать Ванечку, пусть и такого, он не дал бы воссоединиться ему с матерью. Поняв это, ему сделалось еще больнее. Сегодняшнее же событие, как не странно, сбросило большой камень с его души…

…Сейчас, уже буквально перед входом в условленное ранее с «Седым» заведение, ему вспомнилось личико его мальчика, видневшееся через стеклянный кофр камеры, где тот находился. Несмотря на его младенческий возраст, выражение лица казалось осознанно-взрослым. Присматривающемуся через наворачивающиеся слезы, Алексею показалось, что младенец улыбался и радовался происходящей вокруг него суете по отключению всяких трубочек, резиночек, гофрированных шлангов и перевязочек с присосками и контактами. Возможно душа чувствовала приближение свободы…, но путь к ней лежал через потерю «Солдатом» последнего мостика со счастливым прошлым.

Он понимал, что сына сейчас увезут, после чего он сможет увидеть его лишь дважды: в церкви при отпевании и на похоронах. Представились физические последствия разложения, маленький гробик, ангельское личико, обрамленное кружевами и бутонами цветов – отец гнал от себя эти мысли, морщась и стараясь дышать глубже. Он пошатнулся, когда завернутое голенькое тельце пронесли мимо за стеклом бокса, хотел постучать и попросить, что бы…, но понял – нужно удержаться прямо сейчас… и навсегда…

…В ресторане никого не было, Алексей, подозвав официанта, показал оставленный ему брелок, как было условлено, последний кивнул, вернул вещицу и отошел, что бы через минуту пригласить к уже ожидающему господину. Им оказался сам «Седой»…

…Заведение было оформлено на китайский манер, восточной кухней, а еще точнее, именно стилизованной под эту самую кухню. В сереньком неприметном костюмчике, из легкой дорогой ткани, в некоторых местах плотно прилегающей к телу, тем самым дающей понять по выпирающим буграм мышц о физической подготовке его обладателя. Спортивность человека не вызывала сомнений, при чем не та, что имеет своей целью удивить окружающих, а та, что стала уже образом жизни и необходима для нормального функционирования организма, часто преодолевающего экстремальные нагрузки. Возраст, в отличии от подготовки был сложно определяем и помещался в предполагаемую вилку: 35–50 лет.