— Ты должен с ним общаться.

Ага, конечно. А он должен быть главой семьи, ее поддержкой и опорой. И что мы имеем?

Мама, точно прочитав мои мысли, тихо говорит:

— Он все еще твой отец. Он тебя любит.

Я вижу, что эти слова ей даются с трудом.

— Главное, чтоб он об этом сам не забыл, — мрачно выплевываю, не сдерживаясь.

Своим пылким характером я пошёл в отца. Признаться, мне часто не хватает маминой стальной выдержки. Это уберегло бы меня от многих проблем.

— Арсен, наши отношения не относятся к тебе. Мы в любом случае остаемся для тебя родителями. Для тебя это ничего не меняет.

Ошибаешься, мама. Все уже поменялось.

Наша семья поменялась. Теперь в этой квартире не звучит громких смех, не устраивают семейные посиделки у телевизора, от которых я так любил отлынивать. Теперь мы не счастливы, теперь мы притворяемся.

Каждый. Гребаный. День.

Я упрямо молчу. Мама стреляет в меня укоризненным взглядом, поднимается и произносит:

— Постарайся больше не вляпываться в неприятности. До конца учебного года осталось пару месяцев. Давай закончим его без проблем. Хорошо, милый?

— Конечно, мамуль! — с самым честным видом заверяю ее.

Проблема в том, что неприятности меня находят сами. Я никогда не был пай-мальчиком, как тот же Литвинов. Мама делает вид, что поверила мне. Когда я доедаю, обрабатывает мою скулу и губу, хоть я и пытаюсь отмахнуться. Это действительно царапина по сравнению с теми травмами, что я регулярно получаю на матчах по баскетболу.

Когда мама уходит в комнату, вероятно за тем, чтобы продолжать сыпать на голову отца проклятия, я хватаю айфон, бумажник и отправляюсь на улицу.

В парке у старого амфитеатра, где обычно собирается вся молодежь, разумеется, кроме таких ботаников как Уткина и ее прихвостень, встречаю нескольких знакомых. Они уже навеселе, что совершенно неудивительно. Чем ещё заниматься в пятницу?

— Об косяк ударился? — понимающе усмехаясь, спрашивает Антон Батонов — парень из параллели, а ещё наш защитник.

— Ага, типо того, — киваю головой, почесывая скулу.

— Видели мы этот косяк, — подскакивает Лена Воронина, кокетливо мне улыбаясь.

Черт! Как я ее не заметил?

В прошлые выходные на днюхе у Королёвой мы целовались. Не скажу, что поцелуй был неприятный, но вот последствия…

Всю неделю Воронина строила мне глазки, должно быть, ожидая продолжения. Я бы и сам не прочь, если бы это «продолжение» не влекло за собой отношения. На которые, уж будьте уверены, рассчитывает Лена. Боюсь, если бы я с ней переспал, а потом кинул, Лена бы закатила целую истерику со слезами и пощечинами. В лучших традициях мелодрам. Нет уж, спасибо. Конечно, Воронина это не Уткина, к которой чтобы забраться под юбку нужно сперва снять луну с неба, затем написать том-другой сопливых стихов и обязательно познакомиться с родителями. Переспать с Леной не проблема, а вот ещё два месяца слушать истерики… Скажем так, приятного мало.

Может, на выпускном? После школы мы разойдемся, как в море корабли.

— Сильно влетело от директрисы? — обеспокоенно интересуется Воронина, чуть ли не повиснув у меня на руке.

— Как обычно, — хмыкаю и опускаю бесстыжие глаза вниз. Мне прекрасно видна ее ложбинка. Заметив мой интерес, Лена эффектно откидывает волосы за спину, что-то лепечет и хихикает, но я не слышу. Все мое внимание сосредоточено сами понимаете на чем.

Определенно на выпускном мы должны повеселиться.

— Арсе-ен, — протягивает она мое имя, щелкая пальцами перед глазами.

Неохотно отвлекаюсь от созерцания прекрасного и, растянув на губах игривую ухмылку, лениво бросаю:

— Что такое, красавица?

От моих слов на ее лице появляется широкая улыбка.