– Ну, ты, Гвоздь, даёшь! Причём здесь мопсы? Ну как ты можешь не знать Кейт Мосс? Её весь мир знает!

– Весь мир знает Акинфиева, Дасаева и Зинедина Зидана! А твои «моськи», «мопсы» и кейты… Это…

Гвоздь резко смолк на полуслове, потому что почувствовал, как затылок и правое ухо стали теплеть, горячеть, а вскоре зачесались. Он в панике оглянулся назад и встретился глазами с новой девочкой. Она смотрела на него и… улыбалась! Потом, поймав взгляд мальчика, легонько взмахнула ладошкой в знак приветствия. Гвоздь онемел и, как будто, обесточился. Вся его, незатихаемая даже на уроках математики энергия кончилась вдруг и разом. Внутри что-то оборвалось, и он стал утрачивать привычную связь с миром. Ему хотелось только одного: быть на связи с ореховыми глазами новенькой девочки… Но именно этого он, в то же самое время, больше всего боялся.

Между тем, отовсюду неслось:

– Вылитая фотомодель!

– Да Вы даже круче её! Но, правда, очень похожи!

Надо сказать, что учительница русского языка и литературы была веснушчатой, рыжеватой блондинкой с серьёзными, часто печальными серо-зелёными глазами. Мелкие, деликатные черты её лица прекрасно уживались с невысокой, щуплой фигурой. По мере работы в школе глаза Музы утрачивали весеннюю зелень и всё больше покрывались серой паутинкой грусти. Коллеги же с тревогой отмечали, что благородная щуплость литераторши так и норовила перетечь в жалостливую худосочность.

Но сегодня, одетая в вызывающе красную кепку, сверкая многоцветной каскадной юбкой, Муза Мандельштамовна меньше всего взывала к жалости. Она бросала вызов скучной правильности, занудной зубрёжке и классическому: «Повторение – мать учения»! Потому что была неповторима. Потому что кричаще синий цвет блузки никак не сочетался с оранжевыми и зелёными красками юбки и с коричневым, свисающим с левого плеча, шарфом. И всё это выглядело нескучно и задорно.

– Я здесь для того, чтобы после просмотра фильма вы могли задать мне вопросы…

– У меня вопрос до фильма! Можно?

Это была Дольчина.

– Как называется Ваш сегодняшний стиль?

– Бохо! Стиль Бохо! От слова «богемный».

– А что в нём главное?

– То, что в нём полностью отсутствует главное! Никаких правил. Никаких скучных модных правил.

– Но, Муза Мандельштамовна! – не могла не докопаться до сути отличница Пятакова. – Если это стиль, то в нём есть какая-то идея… Какой-то гвоздь…

Гвоздь, сидевший слева от Веры, в возмущении подскочил на парте. Но, к изумлению класса, ничего не сказал, тут же сел на место и стал нагреваться и краснеть, как старая спиральная плитка.

– Идея, гвоздь, загадка стиля «бохо», – называйте это как хотите, – в эксперименте. В смелости. В эффекте неожиданности…

– Вот на этом самом эффекте мы и задержимся, – тихо, но уверенно прервал «модный» разговор Астрик. – Пора начинать урок. Наденьте специальные призменные очки, – они лежат перед вами в футлярах, – и внимание на экран!

В классе стало темно. Раздался оглушительный гром. Ребята вздрогнули и хотели осмотреться, но это оказалось невозможным. У них было чувство, что они находились в эпицентре молниевого дождя. Между горящими стрелами, в безумной пляске ярости носилась горячая субстанция, похожая формой на шаровую молнию.

– Я – Зевс громовержец, охранитель, владетель и царь всего сущего на небесах и земле! Я – который заставил вселенную жить по закону и соблюдать порядок! Я – владелец Лабириса, оружия, дающего жизнь и её отбирающего, должен жить в унижении! В раболепии! И перед кем! Перед собственным братом!

Вихревые молнии стали уменьшаться в размерах и бледнеть. Пространство вокруг клубка горячей энергии начало искривляться и вскоре приобрело форму гигантской фигуры. В следующую минуту на застывших в страхе семиклассников смотрел с экрана сам Зевс.