Теперь, когда все были отпущены по домам, а в школе оставались лишь несколько человек, полковник Лев Иванович Гуров осознал всю тщетность бытия. Он больше устал от самого праздника, чем от хаотичного передвижения людей, их вопросов и заполнения протоколов допросов. К последнему он привык больше.

Складывая бумаги в одну стопку, Гуров вспомнил, что Шлицман хотел с ним поговорить. Сказал, что хочет задать какие-то вопросы. Что-то по юридической части.

Не успел.

– Аспирационная асфиксия вследствие вдыхания содержимого желудка в результате получения закрытой черепно-мозговой травмы, – зачитал Орлов заключение судебно-медицинской экспертизы. – Это я коротко, по сути. Заключение предварительное, но обещали не затягивать с результатами.

– Дроздову надо бутылку хорошего коньяка подогнать, – сказал Крячко. – За скорость и преданность делу.

– Давай, давай, спаивай экспертизу, – сыронизировал Орлов и отложил документ в сторону. – Ну что? Какие мысли? Давай, Гуров, выкладывай.

– Темный лес, Петр Николаевич, – устало произнес Лев Иванович.

– Ты же там был, – напомнил Крячко. – Где твоя фотографическая память?

Гуров, которому удалось поспать за последние сутки всего четыре часа, с задумчивым видом перекладывал телефон из одной руки в другую. Ситуация была крайне запутанной. Кому как не ему, казалось бы, легче всего вспомнить все, что произошло прошедшей ночью? Но все было не так просто.

– Давай-ка я расскажу только то, в чем уверен, – предложил Гуров. – А после сделаем все так, как всегда делали.

– Попробуй, – разрешил Орлов.

– Шлицмана я встретил в школе еще до начала праздника, – начал Лев Иванович. – Он уже тогда был пьян. Позже также выпивал, но оставался в той же стадии опьянения, что и при встрече со мной в первый раз. Это говорит о том, что его организм привык находиться в таком состоянии. Не шатался, мыслил четко, выражался ясно. Сам рассказал мне, что пьет давно и на постоянной основе, но при этом старается не переходить черту. Я не психиатр, но он показался мне вполне вменяемым и адекватным человеком, хотя нервная система однозначно была подорвана. Потерял жену около года назад. Все свободное время посвящал работе и общению с учениками. Если, как утверждает экспертиза, его убили, то мне даже в голову не приходит, кто бы это мог сделать. Он попадался мне на глаза несколько раз, никаких конфликтов с другими я не наблюдал.

– Обнаружили следы от удара головой о подоконник, – напомнил Крячко. – В волосах застряли частицы засохшей краски. По предварительным данным, это та самая, которая была нанесена на подоконник.

– Убийцу нужно искать среди тех, кто находился в здании школы, – решил Гуров. – На выпускной просто так было не попасть, только по списку.

– А кто следил за пропускной системой? – спросил Орлов.

– Вот этого я не знаю, – ответил Лев Иванович. – Директор при мне спокойно пропустил внутрь главу Управы, и никакого списка я не видел. Мы с Машей тоже свободно прошли. Директор встретил нас на пороге, как родных. Может быть, он и контролировал прибытие каждого гостя, но я лично этого не видел. Мне кажется, эти списки были только на словах. Но патрульные на улице следили за входом. Они не видели, чтобы в течение выпускного вечера в школу кто-то заходил. Про списки спрошу еще раз у директора.

– Уточни, – согласился Орлов. – Ну что, расследование нужно проводить максимально быстро. Лето вон какое, экзамены позади. Сейчас все разбегутся по курортам – и лови их по всему миру.

– Значит, снова придется садиться за парту, – развеселился Стас, обмахиваясь заключением судебно-медицинской экспертизы.