Входит Мэрайя.

Леди Снируэл. Мэрайя, дорогая моя, здравствуйте! Что случилось?

Мэрайя. Ах, там к моему опекуну пришел этот противный мой поклонник, сэр Бенджемин Бэкбайт, со своим отвратительным дядюшкой, Крэбтри. Я потихоньку скрылась и прибежала сюда, чтобы их не видеть.

Леди Снируэл. Только и всего?

Джозеф Сэрфес. Если бы вместе с ними явился мой братец Чарлз, вы, вероятно, не были бы так испуганы.

Леди Снируэл. Как вы несправедливы! Смею вас уверить, что все это не так: просто Мэрайя узнала, что вы тут. Но, дорогая моя, что же такое сделал сэр Бенджемин, что вы его так избегаете?

Мэрайя. Ах, он ничего не сделал, но он слишком много наговорил. Его разговор – это сплошной пасквиль на всех его знакомых.

Джозеф Сэрфес. Да, и хуже всего то, что нет никакой выгоды не быть с ним знакомым, потому что он совершенно так же готов очернить постороннего, как и лучшего своего друга; и дядюшка у него точно такой же.

Леди Снируэл. Но нельзя все-таки отрицать, что сэр Бенджемин остроумный человек и притом поэт.

Мэрайя. Что до меня, сударыня, то я должна сознаться, что остроумие теряет цену в моих глазах, когда оно соединено со злостью. Вы согласны, мистер Сэрфес?

Джозеф Сэрфес. Разумеется, сударыня: улыбаться шутке, которая вонзает терн в чужую грудь, это значит быть соучастником злодеяния.

Леди Снируэл. Полноте! Какое же возможно остроумие без капельки яда? Умному слову нужна колючка злости, чтобы зацепиться. Как ваше мнение, мистер Сэрфес?

Джозеф Сэрфес. Конечно, сударыня: разговор, из которого изгнан дух насмешки, всегда будет скучен и бесцветен.

Мэрайя. Я не хочу спорить о том, в какой мере извинительно злословие. Но в мужчине, на мой взгляд, оно всегда постыдно. У нас имеются тщеславие, зависть, соперничество и тысяча всяких оснований порочить друг друга; но мужчина, чтобы очернить другого, должен обладать женской трусостью.

Входит слуга.

Слуга. Сударыня, миссис Кэндэр дожидается в карете, и, если ваша милость не заняты, она подымется наверх.

Леди Снируэл. Попросите ее пожаловать.

Слуга уходит.

Вот вам, Мэрайя, некто в вашем вкусе. Хотя миссис Кэндэр немножко болтлива, все согласны, что это добрейшая и прекраснейшая женщина.

Мэрайя. Да, и со своим нелепым напускным добродушием она приносит больше вреда, чем откровенная злость старого Крэбтри.

Джозеф Сэрфес. Это правда, леди Снируэл. Когда я слышу, что общественное мнение ополчается на моих друзей, я больше всего боюсь, чтобы миссис Кэндэр не выступила в их защиту.

Леди Снируэл. Тш! Она идет!

Входит миссис Кэндэр.

Миссис Кэндэр. Дорогая леди Снируэл, как вы поживали это столетие? Мистер Сэрфес, что слышно нового? Хотя, впрочем, это не важно, потому что ничего не приходится слышать, кроме сплетен.

Джозеф Сэрфес. Вот именно, сударыня.

Миссис Кэндэр. О Мэрайя, дитя мое! Ну как? Все кончено между вами и Чарлзом? Его мотовство, я полагаю… Весь город только об этом и говорит.

Мэрайя. В самом деле? Мне очень жаль, сударыня, что город не находит для себя лучшего занятия.

Миссис Кэндэр. Верно, верно, дитя мое. Но людских языков не остановишь. Признаться, мне было больно услышать это, да притом еще узнать из того же источника, что ваш опекун, сэр Питер, и леди Тизл последнее время живут не так дружно, как этого можно бы желать.

Мэрайя. С какой наглостью люди вмешиваются в чужие дела!

Миссис Кэндэр. Совершенно верно, дитя мое. Но что поделаешь? Людям хочется говорить, этому ничем помешать нельзя. Да вот, не дальше как вчера мне рассказывали, что мисс Гэдэбаут бежала с сэром Филигри Флертом. Но, боже мой, разве можно придавать значение тому, что слышишь! Хотя, уверяю вас, мне это сообщило очень осведомленное лицо.