В те времена в ресторанах не было такой разнообразной и необходимой техники, как сейчас, и многое приходилось делать вручную. И, конечно, после этого случая, сухари я резала много тысяч раз, как и все остальные.

Глава 5. Любовь – это когда не за, а вопреки

К тому времени я рассталась с первой любовью своей жизни, длившейся пять лет, разогнала всех ухажеров и была вольная, как ветер. Я кайфовала от своей свободы и не могла ею надышаться.

И тут на меня свалилась новая любовь. Мощная и до этого неведомая. Любовь к ресторану и всему, что с этим связано. Я вся светилась и не заметить этого было невозможно.

Неудивительно, что и для ресторана я тоже оказалась находкой.

День за днём я открывала для себя новые таинства, которыми в избытке меня одаривала полюбившаяся вдруг профессия. И чем ближе к завершению был мой отпуск, тем отчётливее я понимала, что в торговлю я не вернусь.

Я чувствовала, что нравлюсь «директорам», и это чувство было взаимным. В процессе работы я полностью изменила своё мнение о директоре, и от недопонимания первого дня не осталось и следа. Многим это покажется странным, но я никогда его не боялась. Хотя Аллана Рояловича боялись многие, потому что в гневе этот человек был поистине страшен.

В первый месяц моего обучения произошел случай, благодаря которому ничто не могло повлиять на моё отношение к этому человеку.

Было очередное рабочее утро, сервировка зала заканчивалась, и «директора» (Галина Фёдоровна очень не любила, когда их так называли, потому что ДИРЕКТОР у нас был один) сели за стол завтракать. Кто-то из девочек обслуживал их, я же, обучаясь носить поднос, расставляла на столах стекло, завершая сервировку. Вышагивая по залу с полным подносом бокалов, я услышала, что кто-то меня зовёт и обернулась. За моей головой повернулась и моя рука, и вся красота, стоявшая на подносе, начала одна за другой падать вниз, разбиваясь о пол, и разлетаясь тысячей мелких осколков во все стороны чисто убранного зала.

Сказать, что я испугалась – это не сказать ничего. Леденящий ужас обрушился на меня, и я в страхе повернулась к директору, готовая разрыдаться. Чувство вины и стыда, и мысль, что сейчас я оставила здесь практически всю свою первую зарплату – заполонили в момент мою голову. И только чувство собственного достоинства как-то ещё сдерживало слёзы, готовые в любой момент хлынуть из моих глаз. Мне показалось, что все звуки вокруг стихли, и только глухой мог не услышать, как громко сейчас стучит моё сердце. Я замерла в ожидании предстоящего крика…

Но никто не закричал.

Галина Фёдоровна, как ни в чём не бывало, продолжала пить чай, а директор, глядя в мои огромные от страха глаза, спокойно сказал: «Не переживай, Альбина, мы все били посуду, это нормально».

Это был первый раз, когда он обратился ко мне по имени. До этого момента я считала, что он даже не помнит, как меня зовут.

Свою первую зарплату я получила полностью и даже больше. Все до единого бокалы в этот месяц были списаны на счёт ресторана, а такое в ресторане считалось редкостью. Учёт посуды вёлся у нас очень строго и без вычетов практически не обходилось. Чем была вызвана та акция доброты – я не знаю, но она стала для меня очень показательной, и я была за неё благодарна.

За многие годы работы в этом ресторане, крики руководства я слышала регулярно. Иногда с них начиналось утро. Но почему-то это никогда не внушало мне страха, и позже я даже вывела некую систематику.

Во-первых, кричал всегда кто-то один: либо это был директор, либо Галина Фёдоровна. Директор выступал в роли «злого полицейского», когда срочно нужно было прекратить недовольство коллектива и ненужные разговоры, возникающие из-за каких-то нововведений, штрафов, и просто, чтобы не расслаблялись.