– Твоя отвратительная физиономия появилась под родной крышей как нельзя более кстати, – сказала она и впервые за целый день засмеялась.
Освободившись от ее объятий, Стивен вопросительно взглянул на сестру:
– Да. А в чем дело?
– Да не в чем, – поспешно соврала она. – У меня иногда бывает мрачное настроение, все не ладится, и тогда я начинаю скучать по тебе.
– Разумеется. Физиономия у меня хоть и отвратительная, но внушает любовь. Рассказывай, сколько принцев превратила в лягушек на этой неделе?
Элизабет сделала вид, что задумалась, потом показала на пальцах – шесть.
– На этот раз немного, – пожала она плечами. – Похоже, в Ласковой Долине их остается все меньше и меньше. Зато при одном твоем виде наверняка все университетские часы останавливаются.
– Ты угадала. Представляешь, – окончу я университет, и все часы остановятся. Вот будет неразбериха!
Брат и сестра с улыбкой смотрели друг на друга – это была их любимая игра. Красота, светлые волосы достались Элизабет от матери. Стивен тоже был красив, но волосы у него были темные, и он как две капли воды походил на Неда Уэйкфилда в молодости.
Он был высок, обладал стройной спортивной фигурой и прекрасными карими глазами. Подружки Элизабет и Джессики постоянно в него влюблялись.
Они придумали эту игру в уродцев очень давно; как-то они провели целый день в обществе дальней родственницы, которая то и дело повторяла: «Ах, какие красивые детки! Ну что за красавчики!» И им до того надоело, что они стали подтрунивать друг над другом, придумывая эпитеты один одного смешнее. Джессика отказалась играть с ними в эту игру: ее сколько ни хвали – все мало.
– Вот что я тебе скажу, сестричка, – заявил Стивен. – Я умираю с голоду. Если ты очень хочешь приготовить мне ужин, обещаю не жаловаться на твою стряпню.
– Очень хочу! А может, у меня тысяча дел?
На лице брата появилось притворное выражение раскаяния, и Элизабет поспешила сказать:
– Ладно уж. Конечно, очень хочу. Пошли поищем что-нибудь в холодильнике.
Пока Стивен усаживался поудобнее за круглым кухонным столом, Элизабет шуровала в большом, цвета меди, холодильнике.
– Ну как дела на семейном фронте? – спросил он.
– Прекрасно, просто прекрасно, – пробубнила Элизабет, не поворачивая головы.
– Что-что?
Прихватив ветчину, горчицу, маринованных огурчиков и пакет молока, Элизабет подошла к столу.
– Все в порядке. В общем, как всегда: школа, уроки… сам знаешь.
«Может, рассказать Стивену про Тодда? – спросила она себя. – И про Джессику? Или про них обоих?» Даже мысленно ей было больно произносить их имена вместе. Нет, решила она. Впутывать Стивена несправедливо.
– Все в порядке, как всегда… Ладно, лицом не вышла, но я думал, ты хоть говорить умеешь, – поддразнил Стивен.
– Еще одно слово, Стивен Уэйкфилд, и ты у меня получишь!
– Мир. – Стивен, сдаваясь, поднял руки. Он смотрел, как Элизабет готовит ему огромный сэндвич. Лицо его посерьезнело. – Знаешь, Лиззи, старшие братья умеют хорошо слушать.
Она улыбнулась, оценив его заботливость:
– Нет, Стив, все хорошо. Правда, все хорошо. «Все будет хорошо, когда я умру и не стану больше думать о Тодде», – мысленно добавила она.
– А теперь, мой старший брат, если ты кончил донимать меня расспросами, скажи, пожалуйста, с какой это радости ты четвертый уик-энд подряд приезжаешь домой? Я была уверена, что умные и образованные студенты проводят выходные в обществе умных и образованных студенток.
– Э-э… знаешь ли, я… Ну, как-то хочется иногда побыть с родными, с семьей.
Элизабет могла поклясться, что он покраснел.
– Это естественно, Стив. И мы так благодарны тебе за те пятнадцать минут, что ты проводишь с нами каждую неделю. Но все-таки интересно, где ты проводишь остальное время?