Все могли видеть, как Магрит зашатался, сделал несколько неуверенных шагов на подгибающихся ногах и упал на землю.

Зимион пожал плечами:

– Ничего нового. Покричим победителю! И его противнику, который хоть и проиграл, но сегодня продержался на пять вздохов дольше! Пусть ты меня не слышишь, Магрит, но с тебя должны брать пример все остальные задохлики, что жмутся у костра и не решаются выйти сюда и решить обиды кулаками! Парни! – Зимион пошел вдоль толпы, вглядываясь в лица. – Вы же чемпионы! Это ведь лучше игры в кости! Правда. Азарт, когда впереди победа или дерьмо! А на сегодня всё. Все желающие что-то доказать недругу из соседнего посёлка, да и просто потешить удаль и почесать кулаки, мы всегда вас ждём вечером у нашего костра. Ах да, вождь? Награда победителю?

– Держи, – я протянул Криму крохотный стеклянный коричневый фиал, стараясь не морщиться от режущего слух именования.

В правильном названии пузырька меня просветил тот Воин, что отвечал за походную аптечку отряда Гарлома. Приходя в себя после очередной попытки прорваться, я занимался тем, что просто шлялся по всему утреннему лагерю. Глядел, как очередные наказанные чемпионы с мрачными рожами помогают Воинам с огромными скребками. Дерьмо не дерьмо, но возиться, с этими резко пахнущими гигантами, чистя их, приятного тоже мало.

Первых пойманных за дракой пришлось приказать загнать на эту работу тумаками. Это распоряжение Тогриму мне пришлось буквально выдавить из себя, напоминая и себе, и им, что это не тупое унижение, а наказание за нарушение правил. И, что этой работой занимаются даже Воины. Не знаю, что подействовало лучше. Главное, что своё недовольство парни держали при себе.

Кое-кто уже успел убедиться, что, несмотря на игнорирование нас в обычной жизни, неуважения к себе послушники ордена не выносят. Я, со своим полётом к фургону, ещё легко отделался. Одному из парней сломали руку. Просто за отсутствие с утра поклона тому Воину, что управлял его фургоном. Зелье поставило парня на ноги за два дня, но все стали ещё более уважительны и предпочитали поклониться лишний раз, чем испытывать терпение послушников. Особенно работая под их приглядом.

Вот такая прогулка и привела меня к фургону лекаря.

– Старший, я могу войти?

Всё же привычка страшная вещь. Мне тяжело заставить себя говорить молодому мужику, пусть и старше меня лет на десять, уважаемый. Вот Гарлому, с его сединами – легко. Я словно снова в деревне. А этому, с его жидкой бородёнкой – нет. Приходилось искать помощи в правилах обращения друг к другу идущих к Небу.

– Входи, – тот самый белобрысый мужик, с редкой, но тщательно расчёсанной бородкой, в рубахе навыпуск мазнул по мне взглядом и махнул рукой. – Что у тебя? Понос, изжога, болит голова после вчерашнего возлияния?

– А? – я перестал принюхиваться к забытым запахам трав. Уже второй раз я слышу о вине. Действительно пьют, что ли? – Много обращается с головой, старший?

– Не, немного, но есть те, кто ударился во все тяжкие. Да, есть… Так чего тебе?

– Я вырос в дыре и мало что видел в жизни, старший. Как я могу пропустить столь интересное зрелище? – думаю, немного лести не повредит.

– Какое ещё зрелище? – Воин оглядел меня, себя, скамью, на которой сидел, затем стены своего фургона, ничем не отличающиеся от стен моего, словно и не сделана его повозка на землях Первого пояса, и вопросительно поднял брови.

– Фургон алхимика! – я даже рискнул опустить обращение.

– Ну, эт ты загнул, парень, – засмеялся мужик. – До алхимика мне ещё много лет бегать в подмастерьях.

– Почему так, старший? Я знаю, что в Арройо, из которого мы приехали, клеймо мастера можно получить лет в шестнадцать, если есть талант.