– Он болен, – сухо рявкнул Килькин отец и попытался захлопнуть дверь перед моим носом.

– Я знаю, что он на больняке. Мне в школе сказали. Я ему домашку принесла. Вы все-таки меня пропустите, а? – как можно вежливее попросила я.

Лучше бы он меня выгнал. Вид прикованного к батарее Кильки меня просто потряс. Напрочь. У него лицо было как у зомбяка. Зеленое. Правда! И трясся он капитально. А когда меня увидел – подвывать начал. Как собака больная.

– Ну как тебе зрелище? Может, ты мне объяснишь, как такое могло случиться с МОИМ сыном?

– А только с вашим и могло, – нечаянно брякнула я и тут же пожалела, что не родилась немой.

Когда у Килькиного отца прошло желание меня урыть, он затолкал меня на кухню для серьезного разговора. Классная у них квартира, лучше нашей. Особенно пол здоровский, из натурального дерева незнакомой породы.

– Хватит посуду рассматривать, не в музее, – Килькин отец нехорошо так на меня поглядел.

Правда, я даже испугалась немного.

– Отучайся шарить глазами по чужому имуществу. А то мало ли что…

– Типа их обворуют, а подумают на меня? – догадалась я, – Так на кой фиг выставки делать? Ведь ясное дело – вам своими сокровищами похвастать охота.

Килькин отец пристально на меня уставился. Хотел гадость сказать, но передумал.

– И почему ЭТО могло случиться именно с моим сыном?

Пришлось заложить Кильку по всем статьям. И про уродов этих в подъезде. И про его страх перед отцом. Только это не страх вовсе, а что-то другое. Я просто названия не знаю.

– Он сам никогда наркоту пробовать не будет. И они это просекли. Но он гордый у вас. Ему признаться в слабости – как повеситься. Значит, вы во всем сами и виноваты, – мрачно подытожила я.

– Мать в больнице лежит. Этот ушлепок ее с монстром из игрушки перепутал и топором пытался зарубить. Видала, какие у нас теперь двери? Его рук дело.

– А что с матерью?

– Срыв. Нервный. И синяки.

– Могло быть хуже, – успокоила я.

Через пару дней.

На переменке какая-то малолетняя тварь устроила дымовуху. Неужели и мы в первых классах были такими придурками? Мальчишек тут же пробило на ностальгию.

– А ты помнишь, как мы училке тапки приклеили?

– А я бомбочки на физре кидал!

– А как мы все под парты залезли и мычали…

– Вот идиоты!

Действительно – идиоты.

– А когда мы с Юриком в ваш класс перешли, вы в столовке в нас коржиками молочными кидались, – вдруг вспомнил Денис.

Все молчат. Стыдно, однако, хотя меня там не было.

– А в кого попали? – спрашиваю я.

– В него. Смешно? Я выше на голову, а попали в него.

Юрик злобно молчит, делая безразличное лицо. Он все прекрасно помнит. Он вообще злопамятный.

– Ну а вы что? Трудно было тоже кинуть?

– Трудно. Коржики сначала купить нужно, а вы удрали сразу…

Это уже не детские шалости. Это – жлобство. С нашей стороны. Нам немного стыдно.

Среди моих «подвигов» – пение непотребных песен во время демонстрации в честь Дня города. И сочинение про короля Лира. Которого я обозвала жадиной-говядиной, потому что он захотел приготовить яичницу, не разбив яиц. Ну, вы сами посудите – здорово мужик придумал. Я типа, отдаю вам, доченьки, по куску королевства, но буду ползать к вам в гости и проверять, как вы им руководите. Получается, вроде оно как было его, так и осталось. Это как мамина родственница. Сначала подарит, а потом постоянно спрашивает:

– А где та картиночка, которую я вам в тот раз подарила?

Или:

– А вы что МОЕЙ кофеваркой не пользуетесь?

Хотя это я зря. Тетка просто с придурью, а король Лир – намного серьезнее. Эгоист он и жулик, я вам точно говорю. Кроме учительницы по литре, никто полета моей мысли не заценил. Да и она посоветовала больше таких сочинений не писать и свободными темами не баловаться. Лучше брать проверенные темы. Там, где надо побольше цитат выучить и пару-тройку чужих авторитетных мнений. И ни в коем случае – ни одной собственной мысли.