Прозвенел звонок. Здание зашумело вырвавшимися на свободу учениками. По потолку заброшенного тамбура раздался топот полчища нетерпеливых ног.

Ребята, спрятавшиеся в подвале, и не подумали прерывать долгий, затянувшийся поцелуй. Имир дотронулся до Любиных ног.

– Ты без капронок? Не холодно?

– Нет. Порвались, и я сняла. Лучше ходить без них, чем позориться, сверкая дырками. Слушай, на истории рюкзак оставила я и ветровку…

– Заберёшь позже. Никто их не стащит, не переживай. Какие у блузки пуговицы мелкие и неудобные!

– Оставь, сама с ними разберусь.

Имир усмехнулся, глядя, как Любины пальчики шустро освободили от пуговиц все петельки, затем изящно подхватил её и посадил на одну из стоявших поблизости парт. Люба, закрыв глаза, покорно откинулась назад, чувствуя себя обязанной сдаться.

Парта угрожающе заскрипела, зашаталась, обещая рухнуть, но старшеклассникам было на её жалобы совершенно наплевать.

Сэро, как и обещал, оставил Камиллу в покое. Ровно на следующий день после душещипательной беседы Имира и Любы в закромах унылого подвала.

Случилось это событие рядом с вестибюлем первого этажа, прямо на проходной зоне, возле тамбура с умывальниками и зеркалами, где перед Новым Годом разругались вдрабадан Близнюк и Илютина.

Закончился четвёртый урок. Большая двадцатиминутная перемена – школота, опьянённая весенней эйфорией, радостно текла вдоль проходов густыми плотными потоками, жужжа праздной болтовнёй. Возле зеркал – не протолкнуться: красотки-модницы вертятся на цыпочках, любуясь своими отражениями, причёсывают космы, мажут помадами губы, приседают от умиления, встречая приятельниц в этом женском месте силы, закадычных подруг, просто знакомых – и сплетничают, сплетничают!

Виноградова выглядела сногсшибательно: светло-серые брюки, зауженные к низу, обтягивали нижнюю часть тела, шифоновая блуза, бледно-розовая, в мелкий чёрный горошек, с короткими рукавами-фонариками, подчёркивала узкие плечи и осиную талию, роскошная густая грива блестящих каштановых волос каскадом опускалась до пояса. Остроносые туфельки на шпильках завершали образ, привлекавший внимание парней, охочих до вызывающей, яркой красоты, да девушек, еле сдерживавших завистливые гримасы. Рядом неотлучно позировала хорошенькая Рашель, что не отказывалась беспечно пощебетать с каждым встречным-поперечным.

Люба попила воды, мельком глянула в зеркало и отошла, уступив место другим девушкам, желавшим убедиться в своей неотразимости. Животный страх, что терзал её четыре дня напролёт, не исчез – он исподтишка показывал отвратительную морду из кустов памяти и пугал едва расслабившуюся девочку, подгаживая в её и без того мнительное, вороватое настроение. Тихоня мельком глянула на одноклассниц, спустившихся к водопою, да хотела было испариться из бурлящей толпы, чтобы схорониться внутри следующего по расписанию кабинета, дабы не столкнуться с обоими близнецами разом, но жизнь распорядилась по-своему.

– Ой, Сэро!!! – заверещала Камилла и замахала в знак приветствия в сторону лестницы. На её лице умилительно расплылась слащавая влюблённая улыбка.

Выкрик был настолько громкий, что на лестничный пролёт уставилось неподобающе большое количество народа. Обернулись четвёрка Близнюк, Илютина с Бутенко и другие малознакомые Любе зеваки обоего полу.

«Мне бы настолько не стесняться посторонних, чтобы орать имя парня у всех на виду!» – печально заметила тихоня. Ибрагимовы, как обычно, находились в центре шумной пацанской ватаги и двигались к выходу на школьный двор. В компашке было немало парней, которых Поспелова предпочла бы избегать любыми путями, не то что внимание привлекать. Но Камилла не была Любой, подобной осторожности не разделяла, да и пробуждать к себе интерес было её кредо по жизни.