Сердце Агаты сильно забилось.

С одной стороны, эта статья не могла быть правдой. Почему? Да потому, что Софи ни за что не согласилась бы писать сказки для Львиной Гривы, не стала бы агитировать за Райена. И, конечно же, не тот она человек, чтобы есть торт. Пусть даже фисташковый.

И все же, все же…

Да, в «Курьере» всегда работали настырные, агрессивные даже репортеры, которым Агата так не любила давать интервью, но при этом «Курьер», в отличие от «Чепухи», никогда не лгал, и этой газете можно было верить. Так может быть, Райен и Софи в самом деле ударили, как говорится, по рукам?

Тем временем воздух постепенно начал очищаться после взрыва бомбы-вонючки, и к столу, за которым работали Деван и Ларалиса, стали возвращаться остальные члены их группы – Роуэн, Драго и Мали, а Агата направилась в дальний конец театрального зала. Выглянула в фойе всегдашников со стеклянным куполом, сквозь который легко можно было прочитать написанную на синем небе золотыми буквами историю Львиной Гривы о юном Христо, мечтающем стать рыцарем короля Райена.

Агата перечитывала эту коротенькую сказку снова, и снова, и снова…

Пока не убедилась окончательно в том, что есть в ней нечто странное.

Нет, не сама история и не язык, которым она написана, но что-то такое, что подтверждало статью в «Курьере».

А именно, что эту сказку написала Софи, и она готова кое-что предпринять, хотя Агата еще никак не могла понять, что именно.

Разумеется, «Курьер» предполагал самое худшее – разве поверит кто-нибудь, будучи в здравом рассудке, что Софи пойдет на смертельный риск ради Тедроса, парня, который раз за разом отвергал ее?

Не поверит.

А Агата ей верила.

Верила в то, что даже под строгим присмотром короля, перед лицом смертельной опасности, став, казалось бы, пешкой в руках врага, она продолжает сражаться за своих друзей.

«А что же в таком случае делаю я сама? – подумала Агата. – Я свободна, в моем распоряжении вся Школа, учителя и студенты которой готовы сделать для меня все, что только возможно, а у меня ни одной толковой мысли в голове. Одна только нервная сыпь да ладони потные. Стыдно-то как!»

Вернувшись в зал, Агата увидела, что, не имея перед собой ясной, четко поставленной цели, студенческие группы начинали пробуксовывать. В группе № 8 всегдашники и никогдашники громко, бестолково спорили о том, что лучше сделать с Райеном, когда они его найдут, – убить на месте или только ранить и взять в плен. В группе № 3 тоже спорили, но не о Райене, а о Мерлине – жив он или мертв. В группе № 7 переубеждали волосатого трехглазого никогдашника по имени Боссам, который пытался доказать, что как король Райен лучше Тедроса. В группе № 4 спорили о родословной короля Артура…

Наблюдая за всем этим, Агата все сильнее чувствовала себя совершенно беспомощной и бесполезной. Наваливалась усталость, слипались веки, хотелось есть, да еще эта тяжеленная сумка с хрустальным шаром Доуви к земле пригибает…

Сумка.

Агата замерла, и в ее голове что-то вспыхнуло, словно факел в ночи.

– Когда казнь? – спросила она, бросаясь к рабочей станции группы № 6.

– Вы имеете в виду… – замялся Деван.

– Да, да, да. Казнь моего принца. Когда она назначена?

– В субботу, – сказала Ларалиса. – Но сами свадебные торжества начинаются уже сегодня, с благословения королевской пары в главной церкви Камелота.

– Церемония закрытая или имеется доступ для публики? – уточнила Агата.

– Открытая церемония, насколько нам известно, – ответил Деван, глядя на свою девушку-никогдашницу.

– Слушайте все! – громко воскликнула Агата, обращаясь ко всему залу.

Студенты, не слыша ее, продолжали спорить. Тогда на кончике пальца Агаты вспыхнул золотистый огонек и выстрелил серебристой кометой, которая с грохотом взорвалась под потолком.