Это предсказанное Чаяновым время действительно наступило в конце XX – начале XXI века. Если разнообразные синтетическая одежда и пластиковая мебель давно стали предметами нашего повседневного обихода, то в последнее десятилетие все чаще и успешнее производятся различные искусственные молочные и мясные продукты, впрочем, пока, как правило, не очень вкусные и недостаточно дешевые.
Что же тогда будет с традиционными регионами сельского хозяйства и их продукцией, задается вопросом Чаянов. Не превратятся ли тогда сельские просторы СССР, США, Канады, Аргентины, Китая в «заросшие бурьяном пространства мирового пустыря, может быть, их покроют собой ковыльные степи, вековые леса»[50], а человечество лишь сгрудится в оазисы, расположенные в подходящих климатических условиях?
Действительно, и это предсказание Чаянова за последние несколько десятилетий местами начинает сбываться, прежде всего в развитых странах мира, таких как США и страны Западной Европы, включая и Россию, где площадь сельхозугодий определенно сократилась.
При этом ученый высказывает предположение, что через сто лет численность человечества возрастет в десять раз[51]. Впрочем, во-первых, по Чаянову, этому огромному числу народа потребуются громадные энергетические ресурсы для удовлетворения своих многообразных потребностей. А успехи энергетики будущего Чаянов связывает, кажется, исключительно с широкомасштабным применением солнечных батарей, которые займут гигантские площади прежде всего в таких солнечных пустынях, как Сахара и Гоби, и оттуда беспроводным способом потечет электричество в остальные регионы земного шара. Таким образом, для поддержания этого пространственно разветвленного энергетического хозяйства будет необходимо охранять значительные поверхности земли от естественного природного запустения.
Во-вторых, и это главное, человечеству, скорее всего, надоест жить слишком скученно, и, предполагая успехи развития разнообразных коммуникаций, Чаянов в завершение своей последней утопии превращает планету в город-сад:
…сплошные города-сады, прерываемые обширными, в несколько десятков километров, полянами цветов и растений, преследующих цель быть освежителями атмосферы или же плодовыми садами, приносящими те фрукты, ароматность и вкус которых, по всем вероятиям, никогда не смогут быть воссозданы химическим способом производства; эстетические же соображения (выделено мной. – А. Н.) заставят покрыть всю площадь нашей земли садами, где место теперешних полей, злаков, культур льна и подсолнуха займут роскошные клумбы фиалок, роз и невиданных нами до сих пор, но совершенно изумительных цветов будущего. Можно сказать, что из всех наших культурных растений наилучшей будущностью и вечностью обладает, несомненно, красная роза с ее одуряющим, свежим, сладостным запахом – ей, и именно ей, должны будут уступить свое место все теперешние наши культурные растения, вытесняемые стальной машиной, изготовляющей из воздуха хлеб и ткани будущего[52].
Эта третья чаяновская утопия, по форме представляющая собой, кажется, песнь триумфа индустриализации сельского хозяйства, по внутреннему содержанию все-таки является в значительной степени и критикой аграрного индустриализма. Собственно технократической стороне аграрного развития Чаянов уделяет в ней немного места. Например, он упоминает, что корова в будущем будет в несколько раз больше давать молока по сравнению с нэповской буренкой, но он почти ничего не говорит о тракторах, комбайнах, грузовиках, которые станут в десятки раз производительней техники времен «фордзонов» 1920-х годов. Вообще Чаянов как утопист-технократ не очень силен. За исключением развития солнечной энергетики он ничего не пишет о перспективах других источников энергии, например атомных, хотя ряд его современников уже обращали внимание на будущее значение термоядерной энергетики, например Александр Богданов