Под крыльями было тепло и безопасно; гусята слышали будто бы откуда-то издалека доносившийся грохот грома, вой ветра и стук градин. Им даже стало весело: за материнскими крыльями творится что-то страшное, а они в тепле и уюте. Им и в голову не приходило, что крыло имеет две стороны: внутри было тепло и уютно, а снаружи – холодно и опасно. Потом все утихло. Гусятам хотелось поскорее на зеленый луг, но мать не поднимала крыльев.
Маленькие дети Гусыни требовательно запищали: «Выпускай нас, мама!». Да, они не просили, а требовали, потому что, если дитя чувствует крепкую, сильную материнскую руку, оно не просит, а требует. Мать тихо подняла крылья. Гусята выбежали на траву. Они увидели, что матери изранены крылья, вырваны многие перья. Гусыня тяжело дышала. Она пыталась расправить крылья и не могла этого сделать. Гусята все это видели, но мир снова стал таким радостным и добрым, солнышко сияло так ярко и ласково, пчелы, жуки, шмели пели так красиво, что гусятам и в голову не пришло спросить: мама, что с тобой? И только один, самый маленький и слабый гусенок подошел к матери и спросил: «Почему у тебя изранены крылья?» Она тихо ответила, как бы стыдясь своей боли: «Все хорошо, сын».
Желтенькие гусята рассыпались по траве, и мать была счастлива.
Дымок (Сказка Я. Тайца)
Жили были дед Егор и бабка Алёна. Весной бабка сказала:
– Хорошо бы нам, дед, под окошками огород разбить!
Пошёл дед в сарай, взял лопату, вскопал три грядки и говорит:
– Давай, баба, сажай чего хочешь.
Посадила бабка на одной грядке огурцы, на другой морковку, на третьей капусту. И сказала:
– Дождики-дождики, приходите почаще, чтоб наши овощи выросли послаще.
Стали дождики приходить почаще. Уродился богатый урожай. Морковка короткая, зато толстая. Огурцы тонкие, зато длинные. А капуста – вот какая пышная!
Только стала бабка замечать, что кто-то повадился к ней на огород. То морковку выдернет, то огурец унесёт, то капустный вилок растреплет.
– Последил бы ты, дед, кто это у нас там озорует.
– Ладно, – сказал дед, – послежу.
И вот вышел с вечера дед на огород, притаился в капусте, ждёт… Вдруг видит: кто-то прыг-скок на грядку, прыг-скок, подскочил к капусте и захрустел.
Но дед тоже не дурак – прыг-скок и цап! – ухватил за уши зайца и выдернул его из огорода, словно морковку. Заяц пищит:
– Я больше не буду!
Но дед не слушает, притащил в избу:
– Вот он, косой, попался!
Покачала бабка головой:
– И не стыдно тебе, зайчишка!
А заяц прикрылся ушами и говорит:
– Стыдно, бабушка, очень стыдно, да что делать! Уж больно сладкая у тебя морковка!
– А ты приходи по-хорошему, когда я стряпаю. Я тебе всегда что-нибудь дам: морковки кружочек, капустки листочек. А воровать – это не дело.
– Спасибо, бабушка, спасибо. Только как же я узнаю, что ты стряпать собралась?
– А ты на нашу избушку поглядывай. Как дымок пойдёт из трубы, значит, я стряпать собралась. Вот и приходи. А воровать – не смей.
Побежал косой в лес, давай хвалиться:
– Эх, братцы-зайцы, где я сейчас был! Меня дед и баба угощали, не знали, куда и посадить.
– Что ты врёшь, косой!
– А вот и не вру! Как дымок взовьётся, пойдёмте со мной, увидите.
Сидят зайцы на опушке, ждут. Всё на избушку смотрят. И вот дождались, закричали:
– Дымок, дымок!
И со всех ног к бабке Алёне. Верно, не наврал косой! Пустила бабка зайцев в избу, угостила. И повадились зайцы с той поры на дымок прибегать. А бабка их всегда потчует. Овощей-то она много припасла к зиме. Всем хватит.
А зима в тот год пришла нежданно-негаданно. С вечера ещё осень была, а к ночи повалил снег – метель, буран…
Дед да баба спали-спали, проснулись – темно. Что за диво, никак ночь не кончится! Встала баба, затопила печку и говорит: