Любим разозлился.

– Мечи-калачи! Не надобно мне твоих гривен, понял?! Калики не за деньги – за доблести приходят!

– Что ж.

Ярополк недобро улыбнулся и спрятал кошель.

– Коли так не понимаешь… Придется с тобой поступить… – он настолько противно ухмыльнулся, что Любимку передернуло.

– …по-богатырски, – закончил сын воеводы. – Ты своими дурацкими мечтами коробишь мою благородную натуру. Я считаю, что такие, как ты, богатырями быть не должны. Поэтому тебя надо проучить. Чтобы место свое знал, да зарекся мечтать о том, о чем простому холопу мечтать не положено.

Любимка дрожал от ярости, пальцы бессильно сжимали метлу.

– Вызываю тебя на поединок. Коли победишь меня – признаю за тобой право на богатырскую мечту, – молвил Ярополк. Дружки заржали в полный голос. "Ну, Ярик, затейник, холопа на поединок вызвал. Животики надорвешь".

Глаза Любимки распахнулись во всю синь.

– А коли проиграешь, – зловеще закончил сын воеводы, – быть тебе холопом веки вечные. Ни один калика к тебе не придет. Знаешь почему? Потому что калики не приходят к неудачникам. Стоит один раз оступиться – пиши пропало.

Ярополк замолчал, довольный своей речью.

– Беги, дурик, – подошел к Любимке конопатый. – Ярополк уже пробудил земную тягу. С одного удара иных гридней валит, а ты такой малыш.

Любимка словно не расслышал. Он хмурил лоб и глядел на Ярополка странным сосредоточенным взглядом.

– Спасибо тебе, Ярополк, сын Стойгнева, – молвил он и поклонился в пояс. – Раскрыл глаза дураку. Я все думал, чего ко мне калики не идут. Ешки-матрешки! Они во мне, как и ты, холопа видят. Ведь человека по делам судят. А у меня, ить, какие дела? Глупости одни.

Он поглядел на метлу и отбросил в сторону.

– Коли тебя побью, меня точно заметят.

Он принял боевую стойку. Лицо суровое, щеки пылают румянцем. Голубые глаза скопировали прищур Ярополка.

– Я принимаю твой вызов!

Конопатый фыркнул, кто-то откровенно заржал, но Любимка глядел только на Ярополка. Тот хмурился, губы досадливо скривились, словно Любим переиграл его в чем-то важном.

– Придется тебя проучить по-настоящему. Расступись! Потребна воля для размаху…

Друзья тут же разошлись, с грохотом сдвинули лежаки и сундуки, отбросили оружейную стойку. Верзила бросил кулек с остатками ягод и наступил сапогом. Любимка даже глазом не повел. Сейчас для него существовал только противник.

Драться отрок умел. Да, он воспитывался в приюте при монастыре, и там его учили совсем другим жизненным ориентирам. Возлюби ближнего, не гневайся, не замышляй злого, но у сироты в жизни достаточно случаев, когда без кулаков не обойтись.

Любимку малыша – били все кому не лень. А чего не бить, коли за него заступиться некому? Да и мальчонка смешной – никогда не убегает, даже если возможность имеется, и взрослым про обидчиков ни гу-гу.

Когда стал взрослее, начал приглядываться к гридням, перенимать какие-то движения, приемы. Стал проситься на тяжелые работы, воды из колодца натаскать, на тот конец города сбегать, на колокольню влезть. В руках появилась сила, в теле ловкость, а в поединках – победы. С тех пор стал грозой местных пацанов. Даже парни постарше предпочитали не связываться "с этим бешеным".

Любимка прищурился, разглядывая супротивника. Наверняка Стойгнев учил своего сына бою с оружием. Благородные они не дерутся голыми руками. Это ниже их достоинства. "Тем лучше, – думал Любим. – Потому что у меня есть отработанная непобедимая методика".

Противники замерли друг напротив друга. Друзья Ярополка подбадривали его негромкими возгласами.

Любимка заорал страшно и ринулся вперед, занося руку в молодецком замахе. Да, это мало похоже на недавнее сражение богатырей. Зато не подвело ни разу.