Прошел месяц, другой. Наступила зима. Денег не осталось ни копейки. Вот тогда будущий граф впервые узнал, что такое голод. Слава Богу, что не гнали еще со двора, хоть крыша над головою была. Отец продал сначала лошадь, потом свой потертый мундир. Потом дошла очередь и до теплой одежды. Выходить на улицу стало не в чем. Он согревал сына своим телом. Но каждое утро, закутавши голову платком, бегом мчался в канцелярию училища спросить о судьбе своего ходатайства. Ответа все не было. Был бы отказ – вернули бы сто рублей, и тогда можно возвращаться домой и не мечтать больше об офицерском будущем. А раз не было отказа, оставалась хоть какая-то надежда…

Позволю себе здесь напомнить, как Александр Пушкин поступал в лицей. Его привез в Царское Село известный в столице дядя-поэт. Это был первый набор в новое учебное заведение, которое поначалу планировалось исключительно для сыновей императора и самых именитых дворян. Потому-то и решено было послать Василия Львовича, который для пущей важности и убедительности запасся дворянской родословной племянника своего. И когда Саша с блеском прошел вступительное собеседование и был зачислен, на радостях они долго еще бродили по Летнему саду. Дядя читал племяннику свои стихи, и оба мечтали о фамильной славе Пушкиных…

Отец и сын Аракчеевы прожили без копейки почти год. Когда стало в Петербурге теплее, бывший поручик ходил просить милостыню – чаще всего в Летний сад, оттуда гоняли, но там и подавали чаще. На пасху, когда в Лавре одаривали неимущих, пробился к митрополиту и сказал свою беду. Получил три рубля серебром, которых хватило на два месяца. Ответа из канцелярии все не было.

В июле они уже не могли боле терпеть и пришли в училище вдвоем – исхудавшие, грязные, оборванные. Как вспоминал Аракчеев, отчаяние придало ему храбрости, и, увидев, как генерал спускается по лестнице, он бросился к нему в слезах:

– Ваше превосходительство! Примите меня в кадеты, иначе мы с отцом-поручиком умрем оба с голоду!

Узнав, когда было подано прошение, генерал начертал записку в канцелярию о приеме Алексея в кадетский корпус. Спустя многие годы граф называл этот день – 19 июля 1783 года – самым счастливым в своей жизни. Так же, как и для Пушкина, самый главный день – 19 октября 1811 года.

В этих цифрах, в датах всей жизни у Пушкина и Аракчеева просматривается очень интересная математическая закономерность. Если проверять «алгеброй гармонию», можно увидеть, как быстро исчезает их разница в возрасте. Родились они с интервалом ровно в тридцать лет, а потом Пушкин со все увеличивающейся скоростью «догоняет» графа. В лицей он поступает в 12 лет, а будущий военный министр – в 14. Поэт закончил свою учебу в 17 лет, а Аракчеев – почти в 20.

Это говорит только об одном. Пушкин жил стремительно, сжигая себя. Как на фронте, год за два шел у него. И прожитые его 37 лет – это все равно что для среднего человека обычная жизнь длиною в 74 года с последним причастием в кругу семьи. Такая жизнь – не для Пушкина. По нему лучше, как Пугачеву (см. «Капитанскую дочку»), один раз напиться живой крови, чем триста лет небо коптить. О своем будущем провидец Пушкин писал:

Аракчеев написал почти то же самое, только, естественно, не в стихах: «В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами – никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально, посвящая все время и силы мои службе царской. Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, да что делать? Таким меня Бог создал! Утешаюсь мыслью, что я был Отечеству полезен».