– У тебя на лбу высшее образование написано, а её от алкашей уже тошнит, – расшифровала Оксана помыслы загадочной Анжелы.

Потом она повернулась ко мне всем телом и впилась недоверчивым и изучающим взглядом, – Что ты вообще здесь делаешь? Одет вроде хорошо. На придурка не похож, – в её голосе читалось столько неподдельного изумления, что я не нашёлся, что ответить. Просто пожал плечами. – Ладно, потом познакомимся, – женщина спустилась на землю и подтолкнула к выходу. – Вон, в коробке, твой главный инструмент, – она указала на ящик, забитый длинными стёганными лентами, напоминающими пояс дзюдоиста.

Оксана не ошиблась, я действительно оказался приписан к их смене. Медсестрой по имени Анжела была именно та жёсткая дама с холодными глазами. Для меня она оказалась не Анжелой, а Анжелой Андреевной. И общалась со мной примерно тем же тоном, что и с больными. Потихоньку стало доходить, что уже сам факт моего трудоустройства сюда лишал возможности считаться здоровым.

Я опять расписался в нескольких журналах, принимая на себя ответственность за свои неправильные действия и действия больных в мой адрес. Закончив с бумажными делами, мы перешли к инструктажу. Наставления Анжела Андреевна выдавала в фоновом режиме, параллельно создавая какой-то больничный контент.

– На работе не пить. Один раз попробуешь – через месяц будешь безработным алкашом. Сразу себя правильно поставь, – эти слова были сказаны с некоторым сомнением, после беглого осмотра моей худощавой фигуры, – если больные поймают на слабинке, всё – порядка не будет. Для всей смены будет не работа, а наказание. По правилам больных бить нельзя! – Анжела Андреевна выделила эту фразу голосом, внеся в неё формальную отстранённость. Для этого она даже оторвалась от бумаг и сделала короткую смысловую паузу, означающую: «бить надо, без этого никак». Однако вслух запретных мыслей не произнесла. – Если в суд подадут и синяки найдут, то и посадить могут. Понял?

– Извините, пожалуйста, а я что, один в смене санитар? – робко поинтересовался я.

– По правилам – двое. Только таких, как ты, не очень много, а нормальных и того меньше. На первых порах, конечно, никто одного не оставит. Потом видно будет, – она вернулась к бумагам, продолжая выдавать информацию. – Больница у нас двухэтажная. Первый – для тех, над кем нужен постоянный контроль. Второй – для лёгких. От них неприятностей не ожидается, а если будут, переведут вниз. «Первый этаж» за твой пост выходить не должен. Только в сопровождении медика. Вон та дверь, – она указала взглядом на половинку дверного полотна через коридор от сестринской, – это у нас «особая» палата. Там буйные. Этих вообще никогда и никуда не выпускать просто так. К телефону в предбаннике никого не пускать без моего разрешения – они любят звонить и жаловаться во всякие инстанции. Посетители и передачки только в установленные часы.

Анжела Андреевна решительно закончила и щелчком положила ручку на стеклянную поверхность стола. Выждав «ухом» реакцию, повернулась и посмотрела в глаза особым «корпоративным» взглядом, но в этот раз добавила к нему что-то ещё: то ли жалость, то ли сострадание.

– Завтра твоя первая смена. В день. Придёшь к восьми, остальное тебе Володя расскажет. Он у нас один из правильных санитаров.

– Анжела Андреевна, у меня вопрос есть.

– Ну?

– Я иногда должен буду в институт уходить…

– На вечернем?

– Нет, на дневном.

– А как же ты учиться собираешься? – в её голосе прорезались нотки подлинного удивления.

– Мне сказали, что можно будет дневные смены на ночные менять, а «день» по выходным отрабатывать.