– Что?

– Пропала! И Марианночка наша тоже пропала!

И Татьяна Ивановна обвела девушек округлившимися от страха глазами.

– Двух месяцев не прошло, как она этот проклятый контракт подписала, как пропала наша Марианночка! А ведь никуда уезжать не собиралась. Да и куда уезжать, если деньги ей должны были только по истечении третьего месяца заплатить. Нет, так-то аванс они всегда выплачивают. Но ведь аванс этот отработать еще надо. И чтобы без нареканий. А то и оштрафовать могут. И конечную сумму урезать или, наоборот, за хорошую работу процент какой-нибудь прибавить.

– Погодите, погодите! – перебила говорливую тетку Леся. – То есть ваша дочь подписала контракт, который до нее подписали уже три пропавшие после девушки?

– Ну да! – почти радостно воскликнула Татьяна Ивановна. – А я вам о чем толкую! Об этом самом и толкую!

И тут же снова закручинилась и, повесив голову, взвыла:

– Ой, чует мое сердце недоброе! Трое уже пропали, не иначе как Оленьке моей четвертой быть! А коли она пропадет, как же я без нее буду? Ведь помру же! Как есть пропаду! Одна она у меня на всем белом свете.

– Что? Совсем никого нет?

– Что мне другая родня? Они же не Оленька! Мне бы донюшку мою сберечь, вот о чем я вам толкую!

Горе Татьяны Ивановны было искренним и неподдельным. Да и все в коттеджном поселке знали, как Татьяна Ивановна обожает свою дочь. Конечно, случись с Олей недоброе, Татьяна Ивановна не переживет горя.

И Кира задала женщине резонный вопрос:

– Но если ваша Оля подозревала, что дело с этим контрактом нечисто, зачем же она его подписала?

– А деньги-то! – тут же воскликнула Татьяна Ивановна. – Деньги-то упустить жалко! Говорю же вам, кредиты отдавать нужно. И за дом. И за технику. И за мебель. И за машину! Ведь отберут же все! Зубы! Челюсть мою вставную фарфоровую и ту изо рта выковыряют!

– Ну это вы уж утрируете!

– Да и Оля сначала подумала, что ерунда это все. Ихняя директриса ее убедила, что нечего глупостям верить. Что все в порядке будет. Что это такая честь и слава, какая иным и не снилась. Ну Оленька и подписала. А как уж подписала, то после спохватилась. Ко мне прибежала и плачет: «Что же я, мама, наделала? Страшно мне! Ну, как и я тоже пропаду, как другие девчонки!»

И, закручинившись, Татьяна Ивановна окончательно пала духом и заплакала:

– Ой, чувствую, так оно и будет! Умыкнут мою кровиночку, как тех других девушек. Ох, умыкнут!

– А у вас есть подозрение, кто это может делать?

– Да! – встрепенулась Татьяна Ивановна. – Подозрение есть! Есть!

– На кого же вы думаете?

– На редактора ихнего! Ох, и паскудный мужик! Я только один раз его рожу видела, да и то на фотографии, а все равно он мне шибко не понравился!

– Рожа? Паскудная? – с сомнением переспросила Кира. – Ну а более веские улики против него есть?

– Улики? Нет, нету, наверное, других-то улик.

– А следствие по делу исчезновения этих трех девушек велось?

– Да какое же следствие? – изумилась Татьяна Ивановна. – Никто же не заявлял, что они пропали вчистую. Эстель эта… Хозяйка модельного агентства, где Оленька работает, так все повернула, будто бы эти девушки и не пропали совсем. А так… Уехали.

– Очень странная позиция.

– Ничего не странная. Эстель этой шумиха такая ни к чему. Вот она и изображает, будто у них в агентстве все в шоколаде.

– Значит, этих пропавших девушек никто и не искал до сих пор?

– Нет.

– У них что, родных не было?

– Ну, у Машеньки родня где-то далеко была. Да она с ними и не общалась особо. У Наташеньки жених только был. Но и он что-то не появлялся. А у Марианны… У той никого не было. Нет, вру, мать у нее была. Да жила далеко. И семья у нее другая уже была. В общем, не до дочери ей особо было.