Сокурсники были заняты собственной судьбой, а те, кто сумел вырастить кристаллы, оставались безучастны ко всему. Они уже побывали внизу, как говорила Зоуи, и изменились.

Лиль отбился от огненного змея, закрывшись щитом в полный рост. Он сплёл нити хаоса с магией фейри, и пламя стихийника бесцельно кружило рядом. У ног моего приятеля поблёскивал крошечный росток.

Фейри выразительно посмотрел в мою сторону, показывая, чтобы я не привлекала внимания, а сам удерживал пальцами пучок нитей хаоса. Они тянулись ко мне, вплетаясь в сеть, невидимую для ректора и его адептов.

На сердце потеплело. Я привыкла полагаться лишь на себя и не ожидала такого подарка судьбы.

Лиль помогал сопротивляться магии стихийника. Мой прекрасный фейри!

И не только он…

Отвернувшись, я заметила взволнованное лицо доктора Михеля. Наставники стояли на возвышении рядом с ректором и следили за ходом испытания.

Плотное, узловатое переплетение нитей хаоса тянулось и от лекаря, поддерживая сеть, где я была точно в коконе. Наверное, так он вытаскивал ребёнка из деревенского колодца, после чего на Михеля написали донос. Простые люди с подозрением относятся к любому колдовству, ждут недоброго.

Лиль и доктор не оставили меня в беде.

Только основу сети составляла иная магия. Невероятно яркий и мощный дар медленно подтягивал моё уставшее тело к поверхности пола. Я чувствовала себя неуклюжим животным, которое провалилось в болото, а декан всё с непроницаемым лицом использовал магию на глазах у начальства.

Я не верила! Предатель Эссар прикрыл меня?! Предусмотрено ли такое правилами турнира?

Как ни в чём не бывало он распоряжался хаосом, словно был его полноправным хозяином. Еле заметные движения пальцами без видимых усилий — и декан вырывал из пространства куски тёмной материи, переплавляя её в сеть.

Эссар, доктор Михель и Лиль переплели магические нити, чтобы удержать меня. Невольно я залюбовалась Гастоном Эссаром. Его дар очаровывал и восхищал. Моё сердце забилось сильнее, точно в предвкушении невероятных событий.

Ректор Америус, как все стихийники, не заметил колдовства. Опекун, в доме которого я жила до ареста, однажды признался, что чуть различает колебания чужеродной силы, не больше. Это всегда было нашим преимуществом. Если бы не ограничительные ошейники и метки, врагам никогда не взять верх.

Я осталась последней. Не показала на кристаллах силы дара и почти пала под натиском боевого мага. Не думаю, что они хотели убить самого неспособного, но моя стойкость вызвала подозрения.

Ректор начал о чём-то догадываться. Он привстал в кресле, уставившись прямо мне в лицо. От напряжения на лбу Америуса пролегли горизонтальные морщины.

Молодой стихийник, испытывающий меня, что-то осторожно сказал Америусу. Нахальное довольство на физиономии старшекурсника сменилось растерянностью. Он повторил формулу, взмахнул рукой, указал пальцем вниз, а я опять не провалилась.

Ректор обернулся на Гастона Эссара, незамедлительно состроившего скучающую мину, но не прервавшего заклинания. Поёрзав в кресле, Америус поднялся. Он спустился с возвышения, чтобы лично оценить мои успехи. Снизошёл, царственно ступая по щербатым плитам турнирного зала, куда так следовало вколотить его самого.

— Имя, — вкрадчиво спросил ректор, нависая надо мной.

Я всё ещё торчала в полу точно обрубок дерева. Пенёк, как он есть! Или гриб!

— Кирстен Шип, — недоброжелательно произнесла я.

— Господин верховный мастер. Так ты должна отвечать, когда говоришь со мной.

Я промолчала. Буду я ещё исправляться и лебезить перед врагом! Пусть этим Эссар занимается!