– В общем, колдунья, как есть, – пошутил я.

– Ещё бы, вон как я тебя обворожила-приворожила, молодца-то заезжего, села на тебя, да уж и езжу, – верещала Трындычиха. – Эх, вот всё ж зря ты у Надьки уголок купил, знать бы, так жил бы у меня! Простору много, и банька даже есть, как муж помер, так и не топится, а я уж так, в корыте обмоюсь разок в годок. Я ж вот-вот помру, и тебе бы дом тогда отписала! Ты переходи-ка лучше ко мне, касатик!

Я вспомнил про её рассказ о сыновьях. Подумал, но, конечно, не сказал – как только её не станет, все они враз слетятся на продажу дома, и, раз делёж хоть какого, а есть имущества, так переругаются ещё. Такова она, правда жизни.

После уборки погреба бабушка мне предлагала пообедать, но я уже искал способа, как выбраться из её ласкового плена. Переоделся, и «на дорожку» она мне насыпала конфет-подушечек в карман.

Провожала, положив голову в платочке на руку и глядя из окна. Картина показалась мне до боли родной, щемящей.

Я шёл к себе, чувствуя, как от меня пахнет погребом, и думал, не поплескаться ли в Жужляй-ручье, а лучше полноценно искупаться в Цне.

Из зарослей кто-то свистнул. Покачиваясь, на дорогу вышел Пиндя:

– Здорово ещё раз, – сказал он, заплетаясь. – Будешь, у меня тут осталось! – я покачал головой, глядя на отпитый пузырёк. Не знаю, второй приканчивал старик, или уже третий погнал. – Здря. Очень здря! И с Шиндяем ты здря якшаешься. Я вот хожу, с народом общаюсь. Думаем, не должно ему быть тут места! Ты б хоть знал, какие дела он прежде творил, что там! Но, да это ещё полбеды! Это ведь он всё наколдовал, дождик у нас нарочно украл! Из-за него кругом дожди льют, а у нас небо и капли не проронит! Колдуны – они что, я-то уж знаю, семьдесят годов прожил, они только на злые дела мастаки! Надобно теперь людей правильно настроить! Если он съедет из посёлка, сразу всё само образуется, это к Трындычихе не ходи! А так – баста, нет больше дождиков, и не будет, покуда он тут злые чары развёл, – он пьяно размахнулся руками и слегка присел, так что трико обвисли на коленях. – Украл дождь Шиндяй! И без того ведь на песке живём, не родится ничего, – он наседал на букву «о». – Лей, не лей – всё уходит впустую, у меня вон махра вся пожухла. Двести кореней… Ты умный человек, вот и объясни, почему кругом дождь, а у нас…

– Потому что луна зелёная.

– Чего? Смеяться над стариком удумал, это колдун тебя так обучил! Или ты из этих, которые это, нам таких тут не нать!

Я отмахнулся, как от мухи, и пошёл дальше. Настроение немного испортилось.

– А ты не отмахивайся! Ишь ты! Я тебе верно всё обсказал! И ты про сваво Шиндяя вообще многого не знаешь!

– И не хочу! А как же машина? – спросил я на ходу, не оборачиваясь.

– Какая ещё машина?

– Ну, сами же сказали, что от колдуна добра не жди, а Шурику-то кто помог?

– Да теперь разве что молиться надо, чтобы он после такого ремонту куда не угодил! То-то же!

– Не видел Шиндяя?

– Да на речке твой бездельник, где ж ему ещё быть! Говорят же умные люди, пришёл июнь – на рыбу плюнь! А он! Не якшайся ты с ним, ничего путного не выйдет. Так и знай, московский! – он постоял, покачиваясь. Неуверенными пальцами пытался свернуть самокрутку из обрывка газеты, махорка коричневой стружкой сыпалась из полиэтиленового пакетика за пазуху и на дорогу. – Ладно, почешу до дому… сдаваться старухе… Последний бой, последний бой, он трудный самый!

Я ускорил шаг и забыл о пьяном старике. Пошёл за посёлок дорогой, ведущей к Цне, где мы ловили вчера. Я уже быстро начинал ориентироваться в окрестностях, и оказалось, нет ничего такого уж сложного.