– Раз уж, ты, Изя, стал пропагандировать Глазкова, я спою одну песню на его стихи, – сказала я и объявила:

– «Песня о птицах», музыка моя, слова никому не известного здесь автора. Называть имя даже и не буду, потому что оно вам все равно, конечно, неизвестно… – не удержалась я от язвительно реверанса в сторону Изи.

– Так его, Анютка! – довольно захихикала Вика.

Я взяла первые аккорды, немного подстроила гитару и начала петь.


Песня о птицах


Печальной будет эта песня

О том, как птицы прилетали,

А в них охотники стреляли

И убивали птиц небесных.


А птицы падали на землю

И умирали в час печали,

А в них охотники стреляли

Для развлеченья и веселья.


А птицы знали-понимали,

Что означает каждый выстрел,

Но неизменно прилетали

К родной тайге у речки быстрой.


И не могли не возвратиться

К родимой северной округе,

И песни горестной разлуки

Весной веселой пели птицы.


А в них охотники стреляли

И попадали в птиц, не целясь,

И песню скорби и печали

Весной веселой птицы пели.


Когда отзвучал последний аккорд, я протянула гитару Лухе, но он наотрез отказался ее брать и попросил меня спеть что-нибудь еще. И тут раздался стук в окно. Оказывается, на улице напротив нашей комнаты уже стояло несколько человек. Они попросили, чтобы я вышла и пела для всех. Ребята были не против. Мы вышли. Между двумя бараками быстро соорудили небольшой костерок, вокруг которого все столпились. Я подобралась поближе к костру и снова взяла Лухину гитару в руки. Настроение у меня было на редкость светлое. Я уже распелась, и поэтому мой голос зазвучал в полную силу.

Я долгое время мечтала стать оперной певицей. Мне не раз говорили, что голос у меня как у великой Марии Каллас, с которой я всегда чувствовала какую-то странную связь. Удивительно, но мы обе с ней родились в один и тот же день – второго декабря. Ну и намучилась же я со своим голосом, прежде чем его правильно поставить…

Окончив школу, я сразу не могла окончательно определиться, чего больше хочу – заниматься наукой или петь в опере, поэтому стала поступать сразу и на физический факультет НГУ, и в нашу Новосибирскую консерваторию. Я решила, что окончательный выбор сделаю после вступительных испытаний. При этом была на сто процентов уверена: в консу меня возьмут с руками-ногами, а вот на физический факультет – вряд ли, поскольку, как я слышала от кого-то, девушек там валят на экзаменах просто из принципа. Все произошло ровным счетом наоборот. При поступлении в универ я легко набрала 15 баллов из 15 возможных. А накануне экзаменов на вокальное отделение у меня неожиданно сильно заболело горло и голос слегка подсел. Экзаменаторша, некая Диденко, без обиняков заявила, что мой потолок – петь колыбельные. Пришлось забросить в самый дальний ящик свои детские мечты об оперной сцене и удовлетвориться пением в хоре НГУ.

В тот вечер я спела пару песен Визбора и что-то из репертуара Далиды и Джо Дассена. Потом гитара пошла по кругу. Наверное, мы просидели бы так у костра всю ночь напролет, если бы вскоре после полуночи в нашем женском бараке не открылась форточка, откуда высунулась голова какой-то пьяной девахи. Прокуренным голосом, подкрепляя краткую речь самым отборным матом, она прозрачно намекнула всем, что завтра с утра на работу, и пора бы уже, наконец, разойтись. Что ж, трудно было не признать ее правоту: утром начиналась наша смена, а работу еще никто не отменял.

Костер уже почти догорел. Только красные угли таинственно перемигивались с мириадами звезд над нашими головами… Я перестала играть и нехотя встала на слегка затекшие ноги. Кто-то взял гитару из моих рук. Я подняла глаза. Передо мной стоял Луха. Он смотрел на меня уже совсем иначе. Каким-то внутренним женским чувством я поняла, что поднялась в его глазах совсем на другую ступень – ту, что отделяет девушку в глазах мужчины от прочих друзей и знакомых. И мне это нравилось. Я была одинока. С парнями у меня никогда не складывалось. Во-первых, я всегда считала себя некрасивой. А во-вторых, мать моя с раннего детства внушала мне, что для девочки даже просто общаться с парнями – это предосудительно. Я удивлялась, как мои сверстницы легко находят общий язык с мальчиками, которые казались мне существами совсем другого мира. Увы, научиться у своих подруг такой же легкости я не могла. Во время учебного года все мое свободное время уходило на занятия музыкой. А на летних каникулах я или работала на даче, или ходила с матерью в туристические горные походы, участники которых были в основном мамины ровесниками.