Тут же пошли толки о расколе Товарищества передвижников – мол, Шишкин выходит из их числа. На традиционных «средах», проходивших на квартире Ивана Ивановича в Петербурге, его частенько упрекали в сближении с «органом официального искусства». Иногда взволнованный Шишкин, чтобы не сказать какой-нибудь резкости в ответ, покидал собравшихся.

В1893 году был утверждён новый устав Академии. Создавались индивидуальные мастерские профессоров-руководителей, и некоторым передвижникам предложили занять эти должности.

Вот и начал Шишкин преподавать в Академии, которая оставалась всё же в ведении министерства императорского двора, то есть была правительственным учреждением со всеми его бюрократическими порядками, так презираемыми художником.

К тому же в то время усиливалось влияние импрессионизма и других новейших течений в живописи. Иван Иванович опасался, что не найдёт общего языка со студентами, и его опасения подтвердились. Приступив к занятиям осенью, он по привычке начал с работы над фотографиями, что ничуть не обрадовало учеников.

Близился новый век, новые времена. А в методах Ивана Ивановича ощущалась некоторая старина, ретроградность. Его ученики предпочитали навещать класс Куинджи. И вскоре Шишкин подал ходатайство об отставке из Академии.

Наверное, это и к лучшему, потому что больше времени из трёх последних лет жизни смог он посвятить творчеству.

Лето он тогда проводил на станции Преображенской, окрестности которой ему очень нравились. Без устали бродил с этюдником, совершал прогулки верхом или на пароходе. Он задумал построить себе в этих местах летнюю дачу-мастерскую и купил участок земли.

Иван Иванович, как всегда, много работал и представлял картины на каждую выставку передвижников. В 1897 году на 25 юбилейной выставке висело пять его новых полотен.

На следующий год Шишкин написал «Корабельную рощу» – одну из самых насыщенных светом и жизнерадостных работ. Вслед за этим начал картину «Лесное царство». Уже были сделаны карандашные рисунки и приготовлен подрамник с холстом.

20 марта 1898 года Иван Иванович в мастерской переносил на холст очертания будущего произведения. О чём-то беседовал с учеником, работавшим рядом. Закончив правую половину, передвинулся на стуле. И тяжело вздохнул.

Ученик обернулся и увидел, как рисунок валится из рук Шишкина, а сам он замертво падает на пол. Господь послал ему ту смерть, которую желал художник, – скорую и, будем надеяться, безболезненную.

Как написали газеты, умер он, будто мощный дуб, под ударом набежавшей бури.

Не слишком долгую жизнь прожил Иван Иванович Шишкин, а ведь оказался современником Пушкина и Гоголя, Лермонтова, Тургенева и Фета, Тютчева, Достоевского и Толстого, да ещё четырёх российских императоров – двух Николаев и двух Александров.

При его жизни шли Кавказская, русско-персидская и русско-турецкая войны, отменили крепостное право и присоединили к России территории Кавказа, Казахстана и Средней Азии. Но вряд ли можно сказать, что эти события хоть как-то отразились в живописи Шишкина.

Конечно, это не означает, что он совершенно отстранён от социальной действительности. Иван Иванович радел о страдающих и обездоленных. Помогал голодающим, представляя этюды на аукционы. Прибыль от благотворительной выставки отправлял в помощь погорельцам большого Петербургского пожара. Дарил свои работы музеям художественных школ. И когда в школах получали этюды мастера, все ученики кричали – ура!

Его картины подолгу разглядывали. Действительно, они затягивают вглубь. Ощущается сила пространства, приглашающего к полёту. Ликование от присутствия в этом чудесном мире. У каждого дерева на картине своё лицо, свой характер. Можно услышать их голоса или тишину между ними, как между нотами патетической сонаты.