Это был мужчина среднего роста, младше, чем ожидала Персис – ему было не больше тридцати, – с густыми черными волосами, черными проницательными глазами и волевым подбородком. На нем был классический костюм, хотя итальянец уже снял пиджак и ослабил узел галстука.

Персис не могла его за это винить.

Год только начался, но днем жара уже была невыносимой. Если так пойдет и дальше, город начнет засыхать: до сезона дождей оставалось еще долгих четыре месяца.

Жужжащий на потолке вентилятор донес до Персис запах пота и карболового мыла.

– Не желаете кофе?

Бронзовую кожу Бельцони оттеняла белоснежная рубашка. Улыбка итальянца тоже была ослепительной.

– Нет, спасибо.

– Прошу вас, садитесь.

Он махнул рукой в сторону стола и вдруг понял, что тот весь завален книгами и могольскими миниатюрами.

– Mi scusi[12], – произнес он и, хлопнув в ладоши, позвал слугу, скрывавшегося за углом.

Тот сразу взялся за дело, и вскоре стол был чист.

– Меня позвали прочитать здесь сегодня лекцию, – объяснил Бельцони, садясь на стул. – Я попросил выделить мне какое-нибудь помещение для нашей встречи, и ничего лучше не нашлось.

Он наклонился вперед.

– Скажите, чем я могу вам помочь?

Персис коротко объяснила, что произошло.

Бельцони внимательно слушал. При упоминании о пропаже La Divina Commedia его глаза потемнели.

– Impossibile![13] – наконец произнес он.

Некоторое время казалось, что от удивления он больше не сможет вымолвить ни слова. Итальянец встал и принялся ходить из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос.

– Мне сказали, что вы хорошо знали Хили.

Бельцони повернулся к Персис:

– Я? Нет. Я знал о нем, sì[14], но познакомились мы только три недели назад, когда я приехал в Бомбей.

– А зачем вы приехали?

– Ради манускрипта, конечно. По образованию я историк, но к редким манускриптам у меня страсть. Я работаю в Болонском университете. Три года назад здесь в библиотеке нашли старейший полный список иудейской Торы, пергаментный свиток, который ошибочно датировали семнадцатым веком. Мы установили, что на самом деле это был конец двенадцатого. Я был среди тех, кто этим занимался. Сейчас я работаю над каталогом всех существующих копий La Divina Commedia. Конечно, у нас нет текста, написанного рукой самого Данте, но существуют по меньшей мере четыреста копий четырнадцатого века. В основном они хранятся у частных коллекционеров. Копия в Азиатском обществе – это molto importante[15], потому что она очень древняя.

– А правда, что Муссолини однажды предлагал за нее миллион долларов?

Бельцони горько улыбнулся:

– Да, дуче был одержим Данте. Но Данте одержимы многие итальянцы. Он дал нам язык, на котором мы сейчас говорим. «Божественная комедия» – не просто одно из величайших произведений мировой литературы, она сделала тосканский диалект языком всей нашей страны.

– Давно вы ей занимаетесь?

– Всю жизнь.

– Скажите, кого может интересовать манускрипт? Настолько, чтобы он пошел на все, лишь бы его заполучить.

Бельцони всплеснул руками, будто дирижировал невидимым оркестром:

– Беспринципных коллекционеров очень много: торговля редкими манускриптами – дело прибыльное. Я как-то держал в руках краденый экземпляр De revolutionibus orbium coelestium, «О вращении небесных сфер» Коперника, это труд, который переопределил наше место в космосе. Коллекционер заплатил за него тридцать тысяч долларов. А в его тайном сейфе мы нашли еще один из самых редких в мире манускриптов – Библию Гутенберга 1455 года, таких сохранилось всего сорок девять. Библия Гутенберга – это одна из первых книг, созданных с помощью системы подвижных литер, которую изобрел Иоганн Гутенберг. Редкие манускрипты не просто дорого стоят. Это связь с нашим прошлым, ступеньки, из которых человечество строило лестницу к просвещению. – Глаза Бельцони горели. – Представьте, что вы можете вернуться в прошлое и прогуляться по залам Александрийской библиотеки. Взять в руки