После двух таких случаев командир роты, который был младше Палыча чуть ли не на пятнадцать лет, очень деликатно попросил ветерана пройти обычные психологические тесты, которым подвергаются все бойцы спецподразделения в обязательном порядке каждые полгода. Психолог, промучив Тюленева целый день, только лишь развела руками в ответ на вопросительный взгляд командира.
«Годен, – сказала она. – В целом и в общем вполне годен. К выдаче штанов и курток я его допускаю. А если копать глубже, то боюсь, что и у вас найдутся какие-то отклонения. Идеально здоровых людей нет, а то, что вы увидели у вашего Палыча, называется профессиональной деформацией. – И добавила совсем уже по-женски: – Все вы здесь чокнутые, только маскируетесь умело. За умение маскироваться можете поставить своим бойцам оценку «отлично».
Тюленев подошел к столику дежурного офицера, и Минохин поднялся, проявляя уважение.
– Здравствуй, Андрей, – негромко проговорил прапорщик. – Ты запиши меня в журнальчик. Я к ребятам с Южного федерального поднимусь, там товарищ мой подъехал, хотел бы увидеться.
– Проходи, Палыч, – ответил старший лейтенант. – Проходи без всяких записей. Порядок ты и так знаешь.
В большой пузатый портфель, который нес с собой начальник вещевой службы, офицер даже не заглянул.
Двое мужчин не стали бурно выражать свои чувства. Они молча обнялись, крепко похлопали друг друга по плечам и отодвинулись, рассматривая друг друга.
– Давно такую прическу носишь, Коля?
– Да как полысел, – усмехнулся майор, потирая голову ладонью. – А у тебя, я вижу, краска черная для волос закончилась, а, Тюлень?
– Закончилась, – вздохнул прапорщик. – Такой больше не делают.
– Ну, присаживайся. Я только дверь закрою. Мои ребята знают, что я не святой, еще никто из них не видел, как я пью водку.
Прапорщик поставил портфель на стол и принялся вытаскивать из него бумажные хрустящие замасленные свертки. В кабинете сразу же вкусно запахло.
– Да ты не очень-то, Саня! Завтра совещание у комбрига.
– Ничего, он у нас мужик понятливый, – уверенно проговорил Тюлень, доставая красивую пузатую бутылку с цветастой наклейкой. – Праздник все-таки! Элита спецназа приехала. Когда еще увидимся?
– А, наливай тогда! – махнул рукой майор. – Действительно, когда еще?
– Ну, что? Давай за нас, давай за вас, и за десант, и за спецназ! – произнес Тюлень, поднимая алюминиевую кружку, которую он предусмотрительно прихватил с собой. Рюмок он не признавал в принципе.
– Давай за спецназ, – кивнул майор, поднимая свою кружку.
Ухтыблин слегка задержал содержимое кружки во рту, стараясь определить качество выпивки, а затем одним глотком проглотил дорогое заграничное спиртное.
– Самогоном пахнет или мне показалось?
– Есть немного, – усмехнулся прапорщик. – Виски всегда самогоном пахнет.
– Никогда бы в жизни не подумал, – повертел бутылку в руках майор. – Я всегда считал, что у виски должен быть какой-то очень особенный, неповторимый, какой-то американский, что ли, привкус.
– Паршивый у него привкус, – ответил ему старый друг, – одно в нем хорошо – он слабее водки, поэтому его и взял, у всех завтра дела.
– Да, придется побегать… официально зарегистрироваться, пойти полосу посмотреть, с правилами еще раз ознакомиться. Ты же знаешь, организаторы всегда что-то новенькое придумают.
– Знаю. Ну, рассказывай, кого видел, что слышал? Как там наши ребята?
– Да что я… я в провинции живу, это ты тут практически в столице устроился. Наливай еще, что ли?
– Давай по второй… за родителей.
– Это святое. Давай. Твои-то как? Отец жив, держится?
– Нормально все. О Ваське Демчишине слышал?