А ведь это все, что осталось от целой расы тукнругилухов. От целого мира, что предшествовал этому! Большая навозная куча. Угольно-черная… Занятно.

– Сожгите на рассвете. Или пустите на удобрение. Иного применения этому нет.

– Ты не будешь… оскорблен?

– Оскорблен?! Ха… Нисколько.

Знали бы они, сколько миров до них обернулось навозной кучей…

Киска-принцесска семенит рядом, в своем развевающемся плаще, который чересчур велик для ее юного тела, и я ощущаю бурлящее в ней любопытство. Ей невтерпеж заговорить со мной.

Раньше она о таком, небось, и не помышляла. Агнирсатьюкхерг Змееглавец, грубый солдафон с невнятной речью и похотливыми глазками, был ей безразличен и даже мерзок. Это его уделом было жарко сопеть и облизываться, глядя ей вослед. Мнить себя принцем крови, делящим с ней королевское ложе, наяву же овладевая изукрашенной потаскухой в Веселом квартале. Одиноко взгнетать свой детородный снаряд в казарменном нужнике, вызывая в распаленном воображении ее дивный облик…

– Я могу обратиться к тебе? – наконец отваживается она.

– Все, что угодно, Небесница.

– В тебе осталось что-то от Змееглавца?

– Только это тело. И немного воспоминаний.

Здесь я немного кривлю душой. На самом деле многое, очень многое осталось от Змееглавца.

– Кто ты? Демон? Злой дух? Призрак, блуждающий между живыми?

– Ни то, ни другое, ни третье. В вашем языке нет названия для моей сути. Я – первый и, возможно, единственный в своем роду. Никогда ничего не слышал о других таких, как я.

– Но у тебя есть название для своей расы?

– Нет, Небесница. Моя раса – это я сам. Когда мне дают имя, моя раса обретает название. Хм… Раса угольно-черных элмизгирдуанов.

– И все же…

– Скажу одно: я видел демонов. Я видел всех демонов ада. Они приютятся в моей душе, и еще останется место. Я встречал злых духов. Перед моей злобой они были кротки, словно играющие на лужайке дети. Я встречал призраков. Сейчас я думаю: в том, что они блуждают между живыми без успокоения, есть и моя вина. Где-то позади нас тащится, кляня судьбу и собственную глупость, бестелесная тень Агнирсатьюкхерга Змееглавца.

Аталнурмайя в испуге оборачивается.

Я заливаюсь смехом… у Змееглавца был довольно неприятный смех, скорее смахивающий на ослиное взревывание. И я поневоле ловлю себя на том, что по-прежнему гляжу на киску-принцесску его глазами. Его жадными, похотливыми зенками. Проникаю взором под трепещущие покровы, мысленно срываю их и дорисовываю воображением пленительные очертания ее юного тела… нетронутую грудь… неласканный живот… невспаханное лоно…

Змееглавца можно понять. Смел ли он надеяться при жизни, что Аталнурмайя Небесница заговорит с ним, как с равным, да еще проявит к его особе столь жгучий интерес?!

– Значит, ты злой демон?

– Я не демон, Небесница. Но во мне – бездна зла.

– А есть ли в тебе хотя бы крупица добра?

– Во мне скрыты бездны всего, что рождалось во всех мирах. Следовательно, есть место и добру. Но…

– Что же, договаривай!

– Меня редко пробуждают для добрых дел.

– Как мне называть тебя? – снова шепчет принцесса. – Кто ты сейчас – Агнирсатьюкхерг или Элмизгирдуан?

– И снова ни то, ни другое, Небесница. С каждым Воплощением я становлюсь иным. С каждым Измещением я меняюсь. И при этом всегда остаюсь самим собой. Придумай мне имя и называй этим именем. В конце концов, это лишь звуки твоего нежного голоса.

– Скользец, – с улыбкой произносит она.

– Отчего же Скользец?!

– Оттого, что ты скользишь между временами и мирами, от тела к телу. А захочешь тебя поймать – ты проскальзываешь между пальцев…

Скользец… надо же такое придумать! Смешное имя. Пришел Скользец – вам всем конец.