На столе перед Агатой лежали отреставрированные портретики в овальных рамках – плоды ее недельной работы в усадьбе. Нос приятно щекотал запах не до конца высохшего лака.

Да, женщины в семье Захржевского – красавицы. Рыжие волосы и белоснежную кожу девочки унаследовали от матери, выразительные глаза – от отца. Агата мысленно развешивала миниатюры: в центре родители, полукругом их прелестные дочки. Заказные работы графа – все неизвестные люди, ни одной царственной или титулованной особы – в другом зале, чтобы не отвлекать внимание зрителя от счастливого семейства. И в семью нужно вернуть еще одну девочку, шестую, миниатюра которой нашлась в ящике старинного комода тем летом. Миниатюра, с которой начался путь Агаты в реставрацию…

Двенадцать лет назад.

В лагере «Заключье» акцент делался прежде всего на интеллектуальных занятиях, но пару раз за смену случился трудовой десант. Их распределили по группам. Директриса, которая крайне уважительно относилась к Агатиной тетке и не возражала против присутствия ее родственницы на занятиях, направила Агату к Матвею, Галке и Толику, и в компании был еще один мальчишка, кажется, его звали Пашкой.

– Мы, блин, че им – рабы? Не нанималась я ваще-то веником махать, за дарма к тому же, – сетовала Галка, поднимая облако пыли в сарае. – Они че, совсем охренели. Мы же эта, как его… короче, лучшие.

– Элита? – нерешительно подсказала Агата и тут же прикусила язык, она-то в это число точно не входила. Если бы не теть Тоня – была бы она сейчас здесь, как же!

– Хренита, – зло оборвала Галка, – короче, хорош трепаться. Давай, ведро на помойку тащи. Вон я сколько мусора нагребла. Пока ты тут… – В чем именно можно обвинить рыжую Липай, Галка еще не придумала, уж больно усердно та исполняла все распоряжения вожатки.

– Я помогу. – В глазах Матвея промелькнула улыбка, улыбался он только рыжей, а не Галке.

– Еще чего! Ишь ты, барыня нашлась! Сама допрет, не развалится! – Галка вцепилась в алюминиевое ведро с мусором, только бы его не перехватил Матвей. И в группу к Шелестову она напросилась нарочно, чтобы подобраться к нему поближе, а он тут геройство проявляет, чужие ведра таскать собрался.

– Ребя, зырь, я че нашел! – прервал Галкины нападки Толик. Он отбросил молоток, которым разбивал на части обгоревший комод, и крутил в руках небольшую вещицу.

– Платонов, че там у тебя, мышь дохлая? – Галка переключила свое внимание на Толика, оставив на время в покое Агату и ведро.

– Да не. Баба какая-то.

– Голая? – с надеждой спросил Пашка, бросая метлу на самом проходе.

– Дебил, – прошипела Галка, но тоже вместе со всеми подошла взглянуть на находку.

– Старая, кажись, – ответил Толик Платонов и потер загрязненное изображение пальцем, – точняк старая.

– Сколь баба старая? Лет тридцать?.. А, так это не календарик, облом, – разочарованно протянул Пашка, чувствуя, как улетучивается надежда найти среди хлама припрятанную полиграфическую продукцию с обнаженной натурой.

– Девка какая-то. Барахло. – Платонов намеревался зашвырнуть случайную находку в мешок с мусором.

– Стой! Дай-ка посмотреть! – Матвей решительно перехватил его руку и забрал портретик. – Это старинная миниатюра. Девочка из дворянской семьи, если судить по одежде. Такие на заказ писали.

– Да вон трещина какая! На фиг такое надо! – Из-за его плеча высунулась Галка, не понимая, что Шелестов в этом нашел: ну картинка, ну старая. Такое даже над диваном не повесишь, на барахолке за копеечку не толкнешь.

– Можно? – Агата бережно забрала из рук Матвея портретик, провела пальчиком по расколу, вздохнула. – Она неглубокая. Трещинка неглубокая. И вот здесь скол, видите, кусочек от платьица откололся? – она говорила всем, но обращалась будто к одному Матвею.