Довольно просторная палата теперь не выглядела мрачно и таинственно, как при первом визите Анны. Горели все три лампы, отчего светом заливались даже самые отдаленные и неуютные уголки. Хотя, судя по ощущениям, свет мало что мог изменить.

Неуютно было везде. Два крупных санитара в белых халатах с синими вставками, скучающие от безделья у входа в палату, не делали обстановку более комфортной.

Анна и Олег Иванович стояли у кровати мужчины, остававшегося пока неопознанным. Он все так же лежал лицом вверх, но Анна без труда заметила произошедшие с ним изменения: закрытые глаза и беззвучно шевелившиеся губы.

– Мы сразу позвонили вам, – Олег Иванович поправил очки, выжидающе глядя на Анну.

– И что это значит? Ему становится лучше?

– Не думаю. Появилось некоторое, так сказать, звукоизвлечение. Не речь, конечно, но что-то похожее. Однако он совсем не встает с постели. Если раньше его веки не закрывались, то теперь эффект обратный. Даже восковая гибкость пропала. Возможно, мы наблюдаем непроизвольное снижение его защиты, – увидев недопонимание в глазах Анны, Олег Иванович поправил очки и заложил руки за спину, словно собираясь прочесть целую лекцию. – Как бы вам объяснить более популярно, что ли? Вот помните старые телефоны, дисковые, в каждом доме стояли? Хотя… Вы же так молоды, вы не застали…

Олег Иванович осекся, и Анна поспешила успокоить его:

– Все нормально, молодость – это не оскорбление! Только вы ошибаетесь. Я помню. У нас… – Анна на мгновение замолчала, затем уверено продолжила: – …у отца дома все еще стоит такой раритет.

– Тогда, возможно, вам доводилось слышать в трубке не только голос собеседника, но и еще чей-то разговор?

– Да, было такое! Это всегда раздражало моего отца, а меня забавляло! – Анна улыбнулась, на секунду вспомнив свое безоблачное детство.

– Отца… именно… – на секунду Олег Иванович задумался. – Так вот! В нашем случае происходит нечто подобное. Пациент не хочет возвращаться в реальный мир, строит защиту, оберегает себя, но иногда, словно воспользовавшись испорченным телефоном, он, сам того не подозревая, делает это. Не физически, конечно, а…

– Через бред!

Олег Иванович кивнул.

– И этим самым он ухудшает свое состояние. Боюсь, если так пойдет дальше, у нас останется не много времени, чтобы изучить его состояние и попытаться помочь, – Олег Иванович развел руками, вздохнул и протянул Анне лист бумаги. – Это то, что он уже сказал. Как видите, пока это действительно бред, вернее, каша. Просто звуки, отдельные слоги, но мне кажется, что они постепенно обретают форму. Я думаю, очень скоро мы сможем услышать слова. По крайней мере, я смею так предположить.

Анна пробежалась по листку глазами. Отдельные буквы «а», «о», «т», слоги «ка», «ко», «не». Все многократно повторяющееся и бессмысленное.

– Хорошо! Но я хочу вас попросить… Разбудить его, что ли. Снять защиту совсем, – пряча листок с бредом пациента в карман, попросила Анна. – Надо узнать, кто он и что произошло. И чем скорее, тем лучше.

– Я уже говорил вам, что…

– Я помню, но надо рискнуть. Олег Иванович. Пожалуйста, приступайте!

Олег Иванович всем видом показал, что против этой идеи, но не стал перечить.

– Принесите мой саквояж! – обратился он к санитарам, и те, словно двое из ларца, тут же умчались выполнять поручение.

– А где санитарки?

– Простите? – не понял вопроса Олег Иванович.

– Вчера тут две женщины работали, а сегодня эти… мордовороты.

– А… Любовь Михайловна и Мария Михайловна! Наши легендарные сестры. Работают тут с самого основания больницы. Они только кормят, моют и переодевают. Всю остальную работу, где нужна грубая сила, выполняют эти славные парни, – ирония в конце фразы заставила Анну улыбнуться.