Покончив с необходимыми процедурами, Вера также осторожно спустилась в палату, легла. Чувствовала себя неважно, кружилась голова, и слабость одолевала, внизу живота непонятно как: тянет, напрягается. На правой руке синяк появился. Она до сих пор не познакомилась с «однопалатницами» и не разговаривала ни с кем, кроме персонала. Тем не менее, в палате шла своя жизнь: женщины вставали со своих кроватей, умывались, переодевались, подходили с телефонами к Вериному окну (именно здесь оказалась розетка и «пилот», в который воткнули несколько мобильных на подзарядку. «Повезло, ничего не скажешь, постоянный трафик, а так хочется покоя и тишины»).

– Девочки, на завтрак, – донесся голос со стороны двери. Восемь утра, увидела на телефонном экране цифры Вера. «Надо вставать, а то без еды останусь».

Ещё со времен первых родов и первого пребывания в роддоме Вера запомнила, что ложку и кружку нужно брать свои, поэтому вытащив из пакета свои кухонные принадлежности, Вера, совершенно не зная, где находится столовая, просто пристроилась за остальными женщинами уже вышедшими в коридор. «Пойду за всеми», – она по-прежнему ни с кем ни заговаривала, не хотела, не было сил на это. Вереница женщин в халатах разных возрастов и фигур, с кружками и ложками в руках тянулась на второй этаж. «Так, снова на второй этаж, снова по лестнице». Вера шла медленно и осторожно, изредка останавливаясь отдохнуть. Голова немного кружилась до сих пор. Прошли четырнадцатый кабинет и в конец коридора. Вот и небольшое помещение для приёма пищи. Женщина-кухонный работник, в белом халате и шапочке, приносит и расставляет тарелки с едой, ходит с металлическим чайником и разливает кофе с молоком!

«Ммм, пшеничная каша, объедение!» Вера с удовольствием съела её всю ещё и хлеб с маслом, а то пришлось вчера поголодать, так как на ужин она опоздала, а дома только пообедала перед отъездом в больницу. Ела молча, глядя в тарелку. «Надо же, кофе с молоком потрясающий! Или с голодухи всё кажется особенно вкусным?»

Вернувшись в палату, созвонилась с мужем, разговор не принёс никаких положительных эмоций Вере, и она поспешила его завершить. Глеб недоумевал, зачем жена осталась в больнице. У неё же было своё непреклонное мнение на этот счет.

Скучала по Асе, может, привезёт к ней навестить? Да, ещё у мамы день рождения через два дня, пропустит, не увидится с родственниками. «А может, к лучшему, надо побыть одной, без всех. Господи, и почему так? Всё в руках Твоих, полагаюсь на Волю Твою».

Ближе к обеду в палату вошла девушка в черной майке и черных штанах-бриджах, очень худая и бледная:

– О, на мою коечку уже кого-то положили, – услышала Вера над собой бодрый голос и открыла глаза.

В палате было солнечно, «чёрная» девушка присела на корточках у тумбочки.

«А-а, девушка, которую забрали на операцию, вернулась, – догадалась она, – значит, ничего горестного, никакого если… Уже ходит и бодра…», – облегченно выдохнула Вера. Всё же приятно было знать, что на «твоей» больничной койке никто не умер.

«Значит, у меня всё будет хорошо, – не преминула заметить для поддержания своего оптимизма, от наличия которого (Вера твердо была уверенна в этом) зависел успешный исход её истории со здоровьем и жизнью ребенка.

«Чёрная» девушка тем временем (почему-то Вера лежала на постели не шевелясь) собирала довольно-таки быстро свои вещички.

– Вам передали Ваши украшения? – вдруг нарушила тишину палаты, задав волнующий её вопрос.

– Что? Ах, да, передали, – не взглянув на Веру, девушка выгребла своё добро из тумбочки в приготовленный пакет (тапочки ещё накануне забрала медсестра, а то они стояли под кроватью, всякий раз напоминая о женщине и её непонятной судьбе).