Хотя папа и Роулинз когда-то были друзьями, я никогда не видел, чтобы они разговаривали, даже на встречах команды. Может быть, так всегда происходит, когда вы становитесь старше: пути расходятся и друзья теряют связь?

Неужели то же самое будет со мной и Диллоном? Мы окончим школу и… что? Неужели через двадцать лет при встрече мы даже не заговорим друг с другом? Даже представить себе не могу такое.

Жаль, не знаю, что тренер имел в виду под фразой «Нэйтан бы что угодно отдал, лишь бы по-прежнему играть в команде». По словам дедушки, папа ушел из команды добровольно, но в устах Роулинза фраза прозвучала так, словно выбора у него не было. Правда, скорее всего, тренер нарочно исказил факты – чтобы я растрогался и вернулся в команду.

Неважно. У него все равно не вышло. Я люблю футбол, но с меня хватит. Нет папы, нет футбола… И больше не надо никому ничего доказывать.

Я замахиваюсь для броска и отправляю очередной мяч в корзину. Он исчезает в прорези шины и вылетает с другой стороны.

– Двадцать – двадцать два…

Потренировавшись еще – сделав сорок бросков, из них тридцать семь удачных, – я ухожу в дом.

В кухне застаю Элис. Она внимательно разглядывает надпись на банке с напитком. Сильно сомневаюсь, что эта банка ей просто приглянулась. Нет, думаю, она пытается выяснить какой-нибудь очередной невероятный факт об этом продукте. В этом вся Элис – она просто обожает узнавать новое. И, честно говоря, это ее конек. Только… Мне кажется, было бы гораздо лучше, если бы она не отдавалась этому занятию с таким рвением. Потому что, когда я приглашаю к себе друзей, ей обязательно надо выпендриться: то расскажет что-то про династию Мин, то начнет читать на «свинском латинском». Все мои знакомые думают, что она просто чокнутая.

– Не против, если я присоединюсь? – спрашиваю я, пододвигая к Элис стул.

– Мы живем в свободной стране, – отвечает она, не отрывая глаз от банки.

– Да что ты? А по-моему, у нас дома сейчас столько людей, что я уже, например, начинаю чувствовать себя заключенным. Неужели ты бы не хотела, чтобы они все свалили наконец? – улыбаюсь я.

Элис молчит.

– Элис, чем тебя так заинтересовала эта банка содовой? – не отстаю я.

Она поднимает взгляд, смотрит на меня, запускает руку в свои коротко подстриженные волосы и взъерошивает их.

– Могу поклясться, они стали мягче, чем пару месяцев назад. Меня несколько раз обливали содовой в школе – чем чаще это происходит, тем мягче становятся волосы. Невероятно, да? Я вчера изучила ингредиенты маминого кондиционера для волос, а сейчас просто сверила с составом содовой. Как думаешь, можно теперь рекламировать эту воду как кондиционер для волос?

– Ты что, выучила состав кондиционера? – изумляюсь я.

– Ага, начала с тех компонентов, которых больше, а потом выучила дополнительные. Тебя так сильно это удивляет?

Очень в духе Элис. Я в восхищении.

– Да! Это удивительно. Но еще и вроде как круто – когда твоя сестра может запомнить что угодно, если захочет. Надо отправить тебя на какую-нибудь телевикторину – мы бы заработали кучу денег.

– Вроде как круто? – хмыкает Элис. – «Вроде как» – совсем не те слова. И я уверена, что «вроде как круто» – это для тебя по-прежнему недостаточно круто, чтобы перестать стесняться меня в школе.

Так, опять начинается. Вот что я получаю в ответ на комплимент.

– Эл, сколько раз повторять, что я правда сожалею? Я знаю, ты все еще сердишься на меня из-за той истории с хот-догом. Имеешь право. Но уже ничего не поделаешь. Это в прошлом.

– Не для меня. Потому что я каждый день вижу наглые рожи этих дур, которые меня за идиотку держат. Но… вот если бы ты за меня заступился, кто знает…