– Ну, что Серёжа, написал осмотр? – улыбаясь спросил Кошмарик, находясь в оружейной комнате, глядя на Габоронова через кормушку, маленькое окошко металлической двери.

– Написал. Так написал, что зачитаешься! – Сергей разряжал две обоймы пистолета Макарова, – Только там громкое преступление, меня какого туда подтянули?

– Тут такой переполох был, – продолжал круглолицый Кошмарик наблюдая, как дознаватель вставляет патроны в колодку. Эту условное название изделия, предназначенного для хранения пистолета ПМ в специальном гнезде, двух обойм и шестнадцати патронов к нему, – Представь, Хвостенко зашёл в свой паспортный, открыл кабинет, а там продолбленный бетонный пол. Он всё закрыл и в дежурку прибежал. Ерёмов сказал по-тихому начинать оформлять. Но к данному моменту конспирация была нарушена. ФСБ и прокуратура узнали об этом, как ты говоришь, громком деле. Резонанс! Теперь до вечера все подпрыгивать будут. Всем интересно, что это было. Теперь только раскрывать остаётся.

– А я, я-то как в этот замес попал, товарищ оперативный дежурный? – шутя пытался «предъявить» Габоронов, отлично понимая, что Кошмарик лишь исполнял волю начальства.

– И я был категорически против, Серёжа! Меня заставили! – улыбаясь пояснял седовласый капитан милиции Шкомаров. Взяв подставку с разряженным огнестрельным оружием, двумя магазинами и шестнадцатью патронами, распрощался как обычно – Давай, Серёжа, всё, удачи!

Суточная смена считается оконченной после разоружения. Габоронов своё оружие сдал.

Несмотря на то, что на словах Кошмарик выразил соболезнования по поводу вмешательства дознавателя туда, куда не должен был, в сводке областному дежурному он всё же указал такие слова, как: «Обрушение незначительной части бетонного пола, выезжал дознаватель Габоронов». Уже звучит как несчастный случай!

Номер телефона Десяткина был указан в уголовном деле. Оказавшись в отделе дознания, открыв кабинет, Габоронов оставил свою папку на рабочем столе, положил на неё фуражку. Взял дело, возбужденное по той же статье, которой подполковник Ерёмов решил заштопать дырку в паспортном столе, а именно: по части первой статьи сто шестьдесят седьмой «умышленное повреждение чужого имущества, если эти деяния повлекли причинение значительного ущерба». Нашёл в нём номер телефона Десяткина. Набрав который, вышел на балкон, закурив сигарету:

– Доброе утро, Алексей Борисович! Это дознаватель отдела дознания ОВД по Кирпиченскому району снова Вас беспокоит, старший лейтенант Габоронов.

– Да, здравствуйте. У меня записан Ваш номер, – ответил Десяткин, не очень обрадовавшись звонку милиционера.

– Алексей Борисович, что-то Вы никак до меня не дойдёте. Поэтому Вам необходимо прямо сейчас в последний раз попытаться это сделать и подойти ко мне в кабинет. Всё по тому же нашему делу. Нужно переговорить.

– Сейчас? Я сейчас не могу…

– Алексей Борисович, – перебил Десяткина дознаватель Габоронов, – напоминаю Вам, что Вы находитесь под подпиской о невыезде и надлежащем поведении. Поэтому должны являться по первому требованию органа дознания. А таких требований я к Вам предъявлял уже два раза. Вы никак до меня не дойдёте. Алексей Борисович, Вам самому это не надоело? Больше года уже эта ситуация тянется. Приходите, надо кое-что обсудить. Можем устроить концерт с приводом. Дам поручение участковому, он к Вам на работу придёт…

– Хорошо, я сам приду, – недовольно произнёс подозреваемый по делу.

Данное уголовное дело досталось Габоронову по наследству. Такое частенько бывает, когда жулик сходу не отправляется в суд, препятствуя наведению справедливости своим отказом в признании вины. Когда делал злодеяние, должно быть, получал удовольствие. Но после «банкета» платить не захотел. Поэтому в силу вступает механизм доказывания виновности. А это, как может показаться на первый взгляд, при очевидности уже совершённого деяния, не так-то просто.