Тут он пыхнул трубкой, и огромное облако дыма устремилось к потолку, как бы подытоживая сказанное.

– Сколько раз, Джон, – повернулся ко мне Холмс, – я говорил вам, что нельзя садиться в первый подъехавший кэб. Перехватив вас до того, как вы совершите эту ошибку, я спутал планы похитителей.

Мэри ахнула, да и меня самого взяла оторопь оттого, что Холмс обратился ко мне по имени[4]. Я счел это доказательством серьезности угрозы.

Мэри наконец посмотрела на Холмса и улыбнулась. Встав, она приняла царственную позу:

– Довольно, мистер Холмс! Я знаю, что Джону потребуются куда более подробные объяснения, а что до меня – позвольте откланяться. Доброй ночи, Шерлок, и постарайтесь не задерживать Джона слишком уж долго.

Она поцеловала меня и направилась к лестнице.

Холмс поднялся и поклонился:

– Как вам будет угодно, миссис Уотсон. Добрых снов.

Некоторое время мы провели в тишине, смотря на огонь. Я заметил, что Холмс вновь погружен в раздумья и водит вокруг тяжелым взглядом.

– Я должен просить прощения, Уотсон, что не ввел вас в курс дела раньше. Я никоим образом не предполагал, что вы или ваша жена можете быть вовлечены во все это.

– Забудьте уже об этом, Холмс.

– Я бы непременно вам все рассказал, но дело тут в некотором роде личное.

– В каком смысле?

Холмс помолчал, а затем посмотрел на меня:

– Чарльз Бейтс.

– Что, простите? – переспросил я.

– Чарльз Бейтс был старым другом моего отца. Сейчас, в свои шестьдесят с небольшим лет, он крупный землевладелец: обширные угодья в Нортгемптоншире, тихая замкнутая жизнь. Месяц назад я получил от него письмо, в котором говорилось о пропаже его внука Уильяма.

– Похищение?

– Ничего подобного. После крупной семейной ссоры молодой Уильям в приступе гнева покинул дом. Юноши в пору взросления имеют склонность так поступать.

– Ясно.

– Похоже, что Уильям в конце концов связался с бандой карманников из лондонского Ист-Энда, сродни той, в которой под руководством некоего Феджина[5] полвека назад состоял молодой Чарльз Бейтс, известный тогда лондонский бродяга. После небольшого расследования мне удалось – при некотором содействии «уличной армии с Бейкер-стрит» – разыскать и вернуть блудного внука домой. При этом я перешел дорогу некоему Эджеру Катлеру, главарю той банды. Катлер оказался намного свирепей Феджина и немедленно попытался меня убить. Отсюда и мои двухнедельные «каникулы». А сегодня после нашей… хм… нашей сегодняшней поездки один из моих «солдат» сообщил, что вся банда, включая Эджера Катлера, была арестована, пока дожидалась вас в засаде на Олдуич-роуд.

– И слава Богу!

– Теперь все в порядке, друг мой, – сказал Холмс. Некоторое время он вглядывался в пламя, затем усмехнулся себе под нос: – Это дело не без доли иронии, Уотсон.

– В каком смысле, Холмс?

– Как я уже говорил, «уличная армия с Бейкер-стрит» сыграла значительную роль в розыске внука Бейтса.

– Точно.

– Так вот, уличная армия – его детище.

– Как это?

– Много лет назад, когда я еще учился в университете, Бейтс, тогда уже почтенный сквайр, навестил меня и заронил в мою голову идею создания «неофициальных сил полиции». Чтобы «приставить лондонских уличных бродяг к благому делу», как он выразился.

– Это от стыда за свое бурное прошлое бродяги-карманника?

– Полагаю, что так, – согласился Холмс.

– Что ж, – сменил я тему, – ваше возвращение домой порадует миссис Хадсон.

– Несомненно.

– Да и бедного Лестрейда, который из-за вашей пропажи рискует угодить в Хэнуэллскую лечебницу для душевнобольных.

– Ха! – засмеялся Холмс, хлопнув ладонью по камину. – Уж поверьте, такой удачи я не ожидал.

– Серьезно, Холмс! – усмехнулся я. – Вы порой прескверно себя ведете с этим беднягой.