– «Большие надежды»?

– Верно. Отправитель желал моей смерти – в этом состояли его «большие надежды». К счастью, они не осуществились.

Холмс невесело улыбнулся.

– По-моему, такое чувство юмора имеет примесь помешательства.

– Возможно, вы правы, Уотсон.

– Кто же этот маньяк?

– Ну, главный подозреваемый у нас по-прежнему таинственный рассыльный. Что касается установления его личности – у меня есть веские подозрения, но, чтобы увериться окончательно, мне потребуется дополнительная информация. Тем не менее ясно одно – его нежелание вручить книгу лично мне указывает на то, что прежде мы с ним уже встречались. Он боялся быть узнанным и поэтому не стал встречаться со мной с глазу на глаз.

– Что вы намерены предпринять?

– Ничего, – беспечно произнес Холмс, опускаясь в кресло.

– Ничего? – недоверчиво переспросил я.

– Нет необходимости перепроверять меня, Уотсон, ведь я не чековая книжка. Я сказал «ничего».

– Не понимаю вас, Холмс. – Я почувствствовал легкое раздражение. – Признаться, меня удивляет ваше спокойное отношение к этой попытке вас убить. Похоже, вы даже довольны, что дали злоумышленнику скрыться.

– Дорогой мой коллега, вы неправильно истолковываете мои намерения. Уверяю вас, наш таинственный убийца в свое время непременно будет передан в руки правосудия, но пока я не вижу оснований спускать на него собак. Очень скоро он обнаружит, что его маленький план провалился, и, конечно, если он тот, кем я его считаю, в ближайшее время возобновит свою попытку.

– Вы хотите сказать, он вновь попытается убить вас?

– Разумеется. Интеллект, задумавший столь хитроумное и коварное орудие убийства, как этот смертоносный механизм, невозможно отпугнуть одной неудачей. В данном случае, Уотсон, мы поменялись ролями, теперь муха – это я. Что ж, буду ждать паука… Со временем он непременно появится.

Признаюсь, я был обеспокоен легкомысленным отношением Холмса к нависшей над ним угрозе. Хотя я знал, что в деле расследования преступлений он редко ошибается, но нежелание выслеживать потенциального убийцу представлялось мне верхом беспечности.

Пока он с довольным видом сидел, откинувшись в кресле и покуривая, во мне росла тревога. Вместо того чтобы пассивно ожидать следующего удара, наверняка можно и должно было предпринять нечто действенное. Я вновь осмотрел потрепанный том «Больших надежд», и у меня возникла идея. Я вышел из дома – якобы чтобы купить табаку в лавке Брэдли. Холмс едва ли заметил мое отсутствие.

Окунувшись в обжигающе холодную, влажную атмосферу ноябрьского лондонского дня, я направился в сторону Чаринг-Кросс-роуд. Во всех магазинах, торговавших первыми изданиями, я спрашивал, не был ли за последнюю неделю продан экземпляр «Больших надежд» Диккенса. Повсюду ответ был единодушно отрицательным.

Разочарованный и унылый, я вернулся на Бейкер-стрит, пробираясь сквозь плотный туман при свете недавно зажженных газовых фонарей. Холмс встретил мое мое возвращение оживленно-саркастически.

– Ну, что ваше расследование? Помогло выявить какие-нибудь новые улики? – довольно чопорно обратился он ко мне, когда я устроился напротив него возле камина.

– Расследование?

– Перестаньте, Уотсон, надеюсь, вы не станете уверять меня, будто действительно ходили в лавку Брэдли? В высшей степени неправдоподобно. Человек, у которого коробка для табака до краев наполнена аркадской смесью, а на подлокотнике кресла оставлен туго набитый кисет, не нуждается в пополнении запасов. Нетрудно было прийти к заключению, что вы ходили по другому делу.

– Если уж вам обязательно это знать, я пытался больше разузнать о том типе, который собирается вас убить.