В затянувшемся промежутке между гимнами раздались крики, восклицания, исступленные вопли, неистовые стоны, и последний гимн паства проревела с особенным пылом:

Ужасный, режущий уши вопль прорезал ночную тишь, и последний куплет уже не пели, а кричали:

Странно, но крыша молельни не слетела от воплей, что свидетельствует о ее превосходном качестве.

Впрочем, оживленно в этот вечер не только в молельне, но и в особняке Брайрменс, хотя его обитатели ведут себя не в пример тише. Светятся окна нижнего этажа, выходящие на лужайку, створки открыты настежь; шторы наполовину задернуты, заслоняя убранство комнат и горящие свечи, однако они не вполне приглушают голоса и смех. Нам с тобой, читатель, выпала честь войти через парадную дверь и проникнуть в святая святых этого дома.

В жилище мистера Йорка так весело вовсе не из-за гостей – в доме находятся только он и члены его семьи, заняв дальнюю комнату справа, малую гостиную, предназначенную для домашнего пользования.

Семья собирается здесь каждый вечер. При дневном свете читатель увидел бы, что в окна вставлены великолепные витражи цвета пурпура и янтаря, сверкающие вокруг темных медальонов по центру каждого; в одном – изящный профиль Шекспира, в другом – благостный профиль Мильтона. На стенах висят живописные пейзажи Канады – зеленые леса и синие озера, среди них – ночной вид извержения Везувия, чьи огненные потоки резко контрастируют с прохладной лазурью водопадов и сумраком лесных чащ.

Если ты южанин, читатель, вряд ли тебе часто доводится видеть камины, столь ярко пылающие. Хозяин топит жарко в любую погоду, даже летом. Он расположился у огня с книгой в руках, у локтя стоит свеча на небольшой круглой подставке, но он не читает – мистер Йорк наблюдает за своими детьми. Напротив него сидит супруга, описывать которую я не имею ни малейшего желания. Отмечу лишь, что это крупная особа чрезвычайной серьезности, согбенная лежащим на ее плечах грузом забот, причем забот не то чтобы непосильных или неизбежных – нет, мелкие повседневные хлопоты она исполняет по большей части добровольно и даже охотно, однако с такой мрачной миной, словно видит в этом свой долг. Увы, миссис Йорк неизменно мрачна и днем, и ночью, и горе тем злополучным беднягам, особенно женского пола, которые осмеливаются в ее присутствии выказывать жизнерадостность. Веселье и бодрость духа она считает проявлениями легкомысленности и вульгарности, не делая исключений ни для кого. При этом умудряется быть хорошей женой и заботливой матерью, постоянно пекущейся о детях и искренне привязанной к мужу, однако, будь ее воля, миссис Йорк не дала бы своему супругу общаться вообще ни с кем на свете, кроме себя самой. Всех его друзей-приятелей и родню она считает личностями несносными и держит их на почтительном расстоянии.

Мистер Йорк и супруга прекрасно ладят, хотя по своей природе он человек общительный и радушный, ратующий за единство семьи, а в молодости, как уже было сказано, предпочитал женщин исключительно веселых и жизнерадостных. Почему он выбрал ее, как умудрились они ужиться друг с другом – поистине загадка, хотя и не такая уж неразрешимая, если вникнуть в подробности. Достаточно сказать, что у Йорка наряду со светлой стороной характера есть и темная; вот она-то и обрела взаимное понимание и родство с неизменно мрачной натурой супруги. В остальном же миссис Йорк вполне здравомыслящая женщина, чуждая слабостям и банальностям, взглядов на общественный порядок придерживается строгих и демократических, зато на человеческую природу смотрит скептично: считает себя верхом правильности и благоразумия, в то время как остальной свет в корне не прав. Главный ее недостаток – угрюмое и упорное недоверие к людям, вероучениям и политическим партиям, которое неизменно застилает туманом взор и навязывает ей ложные ориентиры.