– Ох, боюсь, ответа ты тоже не дождешься, – вздохнул найржин.

– Почему? – встревожился Данни. – Она немая?

– Не совсем, – чуть грустно сказал Митран. – Эй, малютка, – девочка оглянулась, заслышав обращение к ней, – покажи, – он постучал себя пальцем по губам, словно что-то показывая.

Девочка, насупившись, посмотрела на него, потом на Данни. Она вздохнула, хрипнув и открывая рот в сторону парня. Он поморщился, отвернув голову. У серебряного дитя мало что осталось от языка.

– Прости, – сказал он вновь отвернувшийся к найржину девочке, почувствовав себя неловко и вздрогнув.

– Ничего. Иди дитя. Отдохни, ты славно мне помогла, – он кивком, будто бы отпустил девочку, но та, смотря то на Митрана, то на Данни, так и осталась стоять рядом, как вкопанная.

– Она тебя не понимает? – приподнял бровь парень.

– Сам не знаю, – вновь положил массивные руки на пояс жрец. Его голос с заметным акцентом эхом отдавался в высоких потолках храма. – Может, дитя слабо умом. Вот его и выкинули на улицу.

– Ты нашел ее на улице? В городе? – удивился Данни. – Может, стоило сказать лорду? Или сиру Тенсу? Найти ее родителей?

– Ах, нет, – отмахнулся найржин. – Я встретил ее еще… – почесал бороду Митран, – за городскими пределами. Когда направлялся сюда. Теперь уж, дитя сирота, хочешь того или нет.

– И хуже всего, она и сама не скажет, – поглядел на стоящую с мирным видом рядом, девочку, Данни.

– Что-ж, может, судьба была к ней благосклонна, раз я сумел наткнуться на нее. Она могла умереть с голоду, вся грязная, ослабевшая, в каких-то лохмотьях, – улыбался девочке Митран. – Зато теперь может послужить здесь, храму на благо. Никто ее отсюда не попрет.

– Уж в это я охотно поверю, – улыбнулся Данни.

Послушники и жрецы, следуя заветам Заранны, всегда оказывали помощь слабым, больным, неимущим и голодным. В Часовнях Очага всегда горела частица пламени, подаренного Огнедержательницей. Его теплые языки согревали в любые холода каждого забредшего в храм путника. Часто, сирот и беспризорников стража отводила сюда. Некоторые из младших жриц-зардат в Часовне, выросли тут с младенчества, как рассказывала ему кормилица. И, похоже, теперь их ряды пополнились еще одной будущей сереброглазой праведницей.

– Как тебя, сынок, угораздило попасть в такую перепалку? – обратил свои большие глаза на плечо Данни Митран. – Когда тебя приволокли сюда стражники, ты был весь в крови. Послушники, конечно, возмутились, но твою кровь с кафеля утерли, – усмехнулся он. – Зачем же ты полез в драку, а то и обнажил меч?

– Я… был с братом… – покраснев, сказал Данни, осторожно положив ладонь на раненое плечо. По нему прошлось легкое жжение. – Ицхи…

– Ах, да, вы снова устроили кровопролитие с соседями, – нахмурился, возмущенно, Митран. – Горожане молвят, там кого-то убили. Это был не твой меч, сынок?

– Нет… – Данни смутно, но помнил, что произошло. – Это Чадд. Дядькин ублюдок. Он подстрелил ицха, который ранил меня. Дальше… я не помню.

– Грязная кровь, грязные дела, – насупился найржин. – Вечером прихожане поговаривали, что лорд-градовладелец в ярости. Наверняка, сегодня будут разбираться, что же вы там за смертоубийство учинили, – с укором бросил он, отойдя от Данни и, похлопав по плечу девочку, пошагавшую прочь, тяжело вздохнул, набрав воздуха в грудь.

– Верно и меня потребуют, – осторожно поднялся Данни. Ноги вздрогнули, в них начала наливаться кровь, заставляя немоту уходить через скрипучую боль, словно в икрах пересыпали песок. Он скривился.

– Ну, раз ты уже можешь подняться, мне, видимо, придется отпустить тебя на суд лорда Уальдмара, – голос Митрана пролетел по пустому залу. – Я то подумывал оставить тебя здесь, заодно уберегая твою юную душу от правосудия лорда Шеппа.