Однако поступок Силариса был направлен не на Келя, на самом деле. И он не нападал на Зефируса, который пытался перехватить Силариса, думая, что тот впал в безумие, хотя он был дальше всего от него и менее всего способен по-настоящему остановить его наступление. Нет, эта атака была направлена на то, что никто другой в команде в этот момент и в этом месте не мог, возможно, даже не должен был пытаться сделать: на него самого.

С ревом Силарис поднял свой силовой меч, не для атаки, как его команда изначально, возможно, даже намеренно, считала. А чтобы пожертвовать собой, так же, как он считал, что кто-то другой сделал это когда-то в прошлом. Силарис вонзил клинок прямо себе в грудь, пронзив собственную броню, целясь в свое собственное первичное сердце, даже когда его братья по оружию и существо, рожденное в пустоте, наблюдали в ошеломленном ужасе, не в силах понять, почему, как и даже что происходит в последний момент, действие, которое только Силарис, из-за своей ранней догадки и способа действия своего врага, был, возможно, уникальным образом готов, мог и хотел совершить.

Это был акт окончательной жертвы. Силарис не пытался убить врага. Нет, он каким-то образом гарантировал, что не будет играть в их игру. Он уйдет с доски, чтобы сломить все, что враг мог пожелать от «Авангард Коготь» здесь и сейчас. Он сделал то, что всегда подозревал, что сделает в этой самой миссии: отдаст все. Оставит все на поле. В этот момент он знал, какова его истинная роль. Путь, который никто другой не мог, или, возможно, даже не должен был выбрать. Но только он видел это, действовал по нему. И как только Космический Десантник, особенно Караул Смерти, мог выдержать. Он должен быть светом, как его когда-то учил Примарх. Сломать то, что, казалось бы, каким-то образом связывало их действия, быть вынужденным, вынужденным достичь этой точки, независимо от их пути, здесь, с сущностью, которая, по-видимому, только играет с группой. Также предоставить своей команде возможность сбежать из этого места. Если он преуспеет, возможно, враг просто не будет знать, что делать, и к тому времени все будет хорошо, и миссия будет успешной. Если он потерпит неудачу, возможно, так и должно было быть. Эффект был мгновенным. Шепот, который так долго их терзал, внезапно прекратился. Психическое давление поднялось И если это был какой-то трюк, позволить Силарису действовать так, только чтобы повернуться против своих союзников в последний, самый уязвимый момент. Что ж, он не допустит, чтобы это достигло этой точки. Даже он, независимо от того, насколько он силен и стойок, может пасть или быть обращенным и должен гарантировать, что Пусторожденные, через Хроноса, возможно, даже через это самое место и через действия Безмолвной Конвергенции не получат то, что они искали.

Он должен положить этому конец. Сейчас. Или его смерть не будет иметь смысла, как Зефир боялся своей собственной, давным-давно. Независимо от пути или решения, он больше не мог позволить группе остаться. Должна быть надежда на будущее. Он был полон мира, спокойствия, когда он отдавался тому, что должно произойти дальше. «Идите… сейчас…» – выдохнул Силарис, его голос был слабым шепотом, «Завершите миссию… Сбегите и сообщите о своих находках, есть надежда, и мы, и, возможно, только мы, могли бы предупредить их об этом и, возможно, о предательстве, которое в какой-то момент произошло до путешествия Логоса сюда… предупредить Империум… вы все еще можете преуспеть и жить. Вы должны. Живите… братья…»

Пока он говорил, его жизненная сущность вытекала из него. Его тело содрогнулось, когда он вытащил клинок, и рухнул на землю. Но Силарис не просто «умер».