Он сидел до того момента, пока из-под крышки не начал валить густой пар. Ду Чэн достал из холодильника яйцо, разбил его и вылил содержимое в кипящую воду. Достав из кухонного шкафа лапшу, положил небольшую порцию в кастрюлю.

Закончив с нехитрым обедом, полицейский выкурил сигарету, а затем пошел в спальню, чтобы достать старый парусиновый сундук. С трудом донес его до кухни и, отодвинув тарелку в сторону, поставил на стол. Прежде чем открыть, сдул с крышки толстый слой пыли.

В сундуке были сложены архивные папки в уже пожелтевшей оберточной бумаге – их уголки были изрядно потрепаны. Рядом с ними лежали сваленные в кучу копии документов и фотографии – и они также были покрыты пылью.

Ду Чэн взял одну из папок и встряхнул ее. Пылинки закружились в солнечном свете, проникавшем через железные прутья на окне, и осели на поверхность стола.

Полицейский смотрел на выцветшие от времени иероглифы.

11.9 Серия убийств с изнасилованием и расчленением. 1990 год.

Ло Шаохуа поднял голову и увидел цифру 3 на подъездной стене. Ощущая, как капли пота стекают по лбу, остановился, держась за перила и переводя дыхание. Затем снова продолжил подниматься по лестнице.

Дойдя до своей квартиры, он осторожно открыл входную дверь и тихо вошел в гостиную, поставив корзинку с овощами на стол. Остальные комнаты были закрыты, из них доносился еле слышный храп. Ло Шаохуа присел, чтобы перевести дух, и кинул взгляд на часы. 5:25 утра. За окном уже не так темно: на небе проглядывалась полоса света. Восстановив дыхание, мужчина встал и прошел на кухню: достал фарфоровые тарелки и разложил их на столе. Открыл пластиковый пакет, который лежал в корзинке, – из него тут же потянулся сладковатый запах хвороста[11]. Шаохуа аккуратно разместил его на тарелках. Налил соевого молока в несколько чашек, достал трубочки. Затем отнес овощи обратно в холодильник.

Завершив все задуманное, он снова посмотрел на часы. 5:40. Семья обычно просыпалась в шесть. Шаохуа достал транзистор и, сделав звук потише, молча стал слушать программу о здоровье.

Постепенно небо прояснилось. Звуки машин и голоса людей стали более различимыми. Город утопал в густом утреннем тумане.

Только что пробило шесть. Из комнаты дочери донеслась веселая мелодия будильника. Она, одетая в ночнушку, сонно потирая глаза, окликнула отца – и зашла в ванную комнату. Ло Шаохуа поднялся из-за стола, попробовал температуру соевого молока и хвороста, взял порцию и направился в их с супругой спальню.

Цзинь Фэн уже давно проснулась: она читала книгу, лежа в кровати. Увидев мужа, хотела привстать, но почувствовала его ладонь на плече.

– Лежи, лежи. – Он поставил завтрак на прикроватный столик и погладил супругу по голове. – Соевое молоко немного остыло; хочешь, я еще подогрею?

– Не нужно. – Цзинь Фэн сделала глоток. – Ты встал так рано…

– Да, не мог уснуть. – Ло Шаохуа сидел на краю кровати, разделяя хворост на кусочки.

– Снова снились кошмары? – Цзинь Фэн накрыла ладонью руку мужа.

Шаохуа молча кивнул.

– В следующий раз, если будешь уходить рано, скажи мне. – Она ласково поглаживала его по спине. – Если тебя нет рядом, моя душа не на месте.

Ло Шаохуа хмыкнул, улыбнувшись жене:

– Быстрее ешь. Я пойду проведаю детей.

Очень скоро старая квартира наполнилась различными звуками: шуршанием утренних новостей по телевизору, плеском воды в раковине, шумом фена и воды в туалете, голосом Ло Ин, подгоняющей своего сына.

Ло Шаохуа был занят на кухне и в гостиной. Его взгляд упал на дочь и внука: после того как Ло Ин развелась, кроме заботы о супруге, на его плечах повисла ответственность за всю семью и их повседневную жизнь. Но он не считал это тяжкой ношей – наоборот, находил в этом радость. Проработав больше тридцати лет в полиции и наконец уйдя в отставку, Ло Шаохуа хотел хорошенько восполнить супружеский долг перед Цзинь Фэн.