– Да ну, глупости! Живут люди обычной жизнью, по обыкновенной земле ходят.

– Ну, не совсем по обыкновенной. Город-то ваш и образовался благодаря тому, что на золоте стоял.

– То золото в земле! Его геологи ищут да на приисках добывают. Это раньше старатели ковырялись, где хотели. Да и не стало его теперь столько, как и в вашей Волге рыбы. Во всяком случае, в промышленных масштабах поблизости от Ильменска его уже не добывают. Большинство уральцев золото видят в ювелирных магазинах, когда обручальное колечко покупают или, там, серьги жене в подарок.

– А почему, все-таки, Голден – «Детдомовец»?

– А Андрюха его еще и беспризорником кличет. Пес у него уж очень гульливый, прямо повернутый на собачьем сексе, как хозяин на золоте. Как бы далеко не бегала собачья свадьба, он учует и сбежит. Ни цепь его не удержит – скинуть умудрится, ни забор – подкоп сделает. И домой по своей воле не возвращается, его уже знают в округе, подкармливают иногда. Набегается, к ближним улицам начинает потихоньку подбираться. Андрюха его где-нибудь на улице отлавливает и ведет домой. Так-то он кобель умный и по своей воле домой не идет, устраивает неожиданную встречу. Знает, что, вернись он домой самостоятельно, по доброй воле, хозяин в сердцах и пенделя может дать, едва калитку откроет. А так, вроде как случайно встретились, хозяин арестовал и домой сопроводил, и пес из хозяйской воли не вышел, послушался, за что ж наказывать?

– Он, наверно, просто вольнолюбивый, этот Голден.

– Ну да, беспризорник и есть. Детдомовец. И все же я на твоем месте в гости к Швондеру не рвалась бы!

– Да я и не собиралась. А что, – спросила Зоя Васильевна помолчав, – есть какие-то основания думать про него плохо?

– Да никаких таких особых оснований. Вроде бы нормальный мужик, разве что холостяк закоренелый. Это в самом-то детородном возрасте! Так Генка вон тоже холостяк.

– Значит, к Генке в гости сходить ты бы не стала меня отговаривать? – подтрунила, развеселяясь, Зоя. Пребывая в глубоко преклонном возрасте, она имела все основания не опасаться за свою женскую честь. Да и Швондер отнюдь не производил отталкивающего впечатления, скорее, наоборот.

– Да не в том дело! Просто Генку я знаю как облупленного, он вырос здесь, и вся его жизнь – на наших глазах. А Андрюха, хоть и ильменский родом, но у нас тут появился не так давно. Подзадержался что-то на Лесной или, может, подустал домами торговать. Мы и не знаем толком, что он за человек… Закрыто живет. Но, однако, Софка, соседка его (у нее в торцевой стенке окно к Швондеру во двор глядит), говорит, что все роет. Да все уже привыкли.

– Ну, золотых украшений я не ношу, кроме, разве что, сережек, так что и грабежа мне тоже опасаться нечего.

– Швондер – в гости! – все качала женщина головой в недоумении…


* * *

– На Лосиную гору не пойдем, – сказала утром Чуча, то есть Татьяна Семеновна, запасшаяся двумя объемистыми корзинами.

Не нравилось Зое Васильевне это прозвище, хоть убей! Хотя сама Татьяна Семеновна его и одобрила, и вроде бы ничего особо обидного оно не подразумевало. Ну, прицепилось к человеку навязчивое слово-паразит, так в речи каждого человека они имеются. Но само по себе прозвище уж очень неблагозвучное, режет слух. И Зоя Васильевна для себя «Чучу» решила игнорировать. Да и чуткая Василиса, подметив это и правильно расценив, тоже старалась употреблять пореже.

– А почему не пойдем на Лосиную?

– После Дюнделя там делать нечего, а за ночь они не нарастут!

– А куда пойдем?

– На Тишковскую.

Зоя с Люсей, взявшие по одной корзине (дай бог их-то наполнить), переглянулись и едва свои корзины не выронили.