– И причём тут Лускас?

– Говорят, что когда-то он любил подолгу прогуливаться перед сном. И всех, кого он встречал на прогулке, находили мёртвыми, истерзанными и обезображенными почти до неузнаваемости.

Вспомнив пристальный взгляд охранника, Оддо поёжился, но не подал виду, что ему сделалось не по себе.

– По ночам он охраняет «Закрытый кошелёк». Когда бы он умудрялся мародёрствовать? Получается, он отошёл от дел.

– Да, если верить слухам. Вероятно, тогда же, когда Бернадетта наняла его охранять трактир.

– У неё, значит, вышло помешать ему?

– То Бернадетта, – Габинс причмокнул губами с некоторой завистью. – Её влияние поразительно сумасбродно.

– Действительно, сумасбродно. Хотя я бы назвал её влиятельность идиотской промашкой болванов, что верят в неё. Почему бы тем, кто так печётся о своих секретах, не прикончить Бернадетту? Лускас, может, и неприятен на вид, но способен ли он одолеть всех, чьи тайны хранит трактирщица? Мне так не кажется. Почему же тогда они обнажили клинки в её поддержку?

Мелочная обстановка Дервара начинала сказываться на Оддо. Ему то страшно не нравилось, и всё же он ничего не мог с собой поделать. Расчётливый разум в таком месте как Дервар являлся скорее достойной гордости привилегией, чем постыдным недостатком.

– Это мне также неизвестно.

– Ну ещё бы. Откуда пьянчужке знать о таких вещах?

Оскорбился Габинс или нет, показал он лишь скупую усмешку.

– Действительно. И можешь не говорить мне, по какому вопросу ты идёшь к Дэйдэту. Мне об этом знать незачем. Но опасаться ты должен, если только это не твоё собственное намерение. А я так разумею, это просьба дражайшей Бернадетты. Если можно назвать просьбой хоть что-то, что срывается с её языка. Пойдём, если ты ещё не передумал.

Особняк Дэйдэта располагался недалеко, несмотря на это, Оддо вряд ли наткнулся бы на него, если бы не Габинс. Тот указал дымящейся трубкой на старинный трёхэтажный дом, возвышающийся на восьмифутовом фундаменте. Крышу покрывала поколотая черепица цвета влажного мха. Глубоко посаженные окошки предоставляли хозяину возможность наблюдать за городом и скрывали его от любопытных глаз. По стенам расползались густые плети винограда с красно-бурыми листьями. Ступени из тёмного металла подходили к самому порогу двери, украшенной железными виноградными гроздями.

– Ну и домик, – Оддо оглядел особняк с безмолвным восхищением. – Значит, здесь и живёт Дэйдэт. Что ж, Габинс. В этот раз мне придётся тебя поблагодарить.

– Не за что, Оддо, – отмахнулся пьянчужка. – Я к твоим услугам, если то потребуется.

С этими словами он удалился, напевая. И ещё долгое время после его ухода в воздухе чувствовался едкий запах табака.

Оддо стоял перед лестницей в раздумьях, Ясности так и не последовало. Она проявлялась нежданно. Оддо представил, что перед ним зияющий чернотой вход в Ключную башню. «Щёлк-щёлк, старина», – слышится из дыры голосок Блейгота. Кем он был? Мастером-ключником, о котором рассказывала Арда? Или простым безумцем? Эйлавер вонзила Блейготу в глотку ключ из белой стали, теперь уже не узнать наверняка.

Оддо постучался в литую дверь. По особняку разнёсся гул железа, а потом тишина. Но вот шаги. Хозяйская неторопливая поступь, слегка недовольная, что её беспокоят. Такой поступью идут снимать с огня рассвистевшийся чайник.

Дверь с лязгом отворилась. Заспанный Дэйдэт предстал перед Оддо в домашнем халате, достающем ему до лодыжек.

– Ты что здесь? – спросил он, удивившись. – Или не спелся с трактирщицей?

– Это от неё, – сказал Оддо и сунул Дэйдэту свёрток.

– Заходи уж, – тот жестом пригласил внутрь. – Я не собираюсь вскрывать это на пороге. Вдобавок тут ни зги не видно.