– Излишняя подозрительность мешает тебе мыслить здраво.
– Излишняя подозрительность? – Оддо задохнулся от возмущения. – Это такая шутка? Я больше не клюну на эту добропорядочную удочку, можете все тут не сомневаться. Мои карманы пусты, никаких драгоценностей или украшений у меня нет, и никогда не было.
– Будет тебе, Оддо. Никто не намерен тебя грабить, – Дэйдэт на секунду задумался и добавил, – во второй раз. Ты, верно, недооцениваешь значимость выродков. Вы забредаете сюда как нельзя более редко. Я видел лишь одного выродка, но он не был таким разговорчивым, как ты. Я бы не преминул сказать, что он и вовсе не произнёс ни слова. Думается мне, Габинс пообещал тебе ночлег и горячую еду, иначе ты бы не явился сюда по зову пьянчужки. Всем этим я благожелательно готов тебя снабдить в качестве извинений за неучтивость, проявленную к тебе.
Дэйдэт бросил укоризненный взгляд на Лускаса, тот отвернулся.
– С какой стати я должен в это поверить?
– С такой, что, как ты сам любезно рассказал, в твоих карманах не осталось денег. Оттого у меня нет иного мотива оказать тебе радушие, кроме гостеприимства.
– Выродок никуда с вами не пойдёт, Дэйдэт, – из-за большого стола в дальнем углу встала темноглазая девица с чёрными, отливающими багровым блеском, волосами. Её стройные ножки укрывали от глаз кожаные сапоги, обтянутые тугими ремешками с бронзовыми застёжками. Левая штанина облегающих брючек была зелёной, правая коричневой. Видавшая виды курточка показалась Оддо, наверное, чересчур уж короткой, но она являлась скорее украшением, подчёркивающим соблазнительную фигуру, нежели предметом одежды.
Она шагнула вперёд, и в отблеске настенной лампы Ойтеш, успевший за секунду до смерти разволноваться от происходящего, увидел, что её тоненькие бледные пальцы обвивают рукоять меча из беловатой стали. Он всю жизнь предпочитал сторониться всякого оружия. Что давалось ему без каких-нибудь затруднений, потому как до определённого момента жители Таргерта не выказывали склонности к насилию. Немудрено, что он не на шутку перепугался.
– Инка, не думал тебя увидеть, – спокойно поприветствовал Дэйдэт. – Тебе доставляет удовольствие вечно держаться за эту штуку? В противном случае я не представляю, на кой ты хватаешься за свой ножик всякий раз, как открываешь рот.
– Думаешь, я дура? – рассмеялась Инка. – Не надейся, что я отпущу его с тобой. Дэйда будет разочарована, услышав, что ты опять что-то замышляешь.
– Люди всегда что-то да замышляют. И то не всегда дурно. Ты путаешь своё недоверие со сметливостью.
– То, что ты замышляешь, всегда выходит Дэйде боком.
Инка покашляла, и стол, за которым она сидела, вмиг опустел. Возле неё появились мужчина и женщина, также одетые в двуцветные коричнево-зелёные брюки.
– Миленькая одёжка, – Дэйдэт снисходительно улыбнулся. – Это тётка заставляет вас носить подобное? Кажется, у неё окончательно испортился вкус. Хотя уже чтобы иметь с вами дело, его должно напрочь недоставать.
– Выродок с вами не пойдёт, – Инка пропустила колкость мимо ушей.
– Да я и с вами никуда не пойду, – возмутился Оддо и развернулся, чтобы уйти, очевидно, но Лускас подпёр входную дверь плечом и покачал головой. – Да вы свихнулись. На кой ляд вам сдался выродок? Я же сказал, что у меня ничего…
Проницательный взгляд Габинса прервал его. «Если думается, что с тебя содрали всё возможное, то это не так, – припомнил он. Что Габинс под этим подразумевал? – Минди обобрала меня почти дочиста, но про значимость выродков и словом не обмолвилась. Ни она, ни Плейт, ни Бэрнс не увидели во мне ничего, кроме неполного кошелька, или они бы не оставили меня на дороге. Получается, этой Инке и Дэйдэту известно что-то, чего не знает Минди и её шайка. Или Инка притворяется? Похоже, она просто не хочет отдавать меня Дэйдэту».