Перед тем, как прочитать то или иное письмо Хэмри обычно пытался угадать, что в нём написано. А поскольку на ум в обычности приходили лишь неприятные новости, письма он недолюбливал. Иногда и вовсе выбрасывал их, чтобы лишний раз себя не тревожить.

День с самого утра не задался. Пасмурное небо закупорило Вереск во влажной духоте. В такие дни Хэмри обычно удил рыбу в каком-нибудь укромном местечке. Что, собственно, собирался сделать и сегодня, если бы его так неучтиво не приковало к себе это проклятое письмишко.

Более того, он даже не знал, было ли это письмо для него. Отец Хэмри, пожилой Эрвид Хэммарт оставил свою лавчонку на сына совсем недавно. Очевидно, горожане ещё не до конца попривыкли, что вместо полнолицего улыбчивого Эрвида в лавке хозяйничает его сын. Посему недостаточно осведомлённые приятели и приятельницы время от времени присылали Хэмри письма, предназначавшиеся его папаше. Тот, впрочем, нисколько оттого не сердился. Могло показаться, что ему даже нравится та старческая неизвестность, в коей он пребывал вместе со своей женой. Они жили в старом домишке за Вересковым озером в большой облепиховой роще, прельщающей в первую очередь тишиной.

Жёнушка Эрвида, стройная светловолосая Силинна, осталась несказанно довольна тем, что её муж наконец-то в её безоговорочной власти. Ей не нравилось встречать в лавке назойливых болтливых жён местных рыболовов. Она родилась в Вереске, и, в отличие от муженька, её успел порядком утомить здешний народец.

Хэмри пытался повыспросить у отца, где тот жил до того, как женился на его матери, но разговор ни разу не увенчался особенным успехом. Эрвид что-то бурчал себе под нос о каком-то поместье и повторял, что любопытствовать по этому поводу вовсе не обязательно. Хэмри, разумеется, не принимал все отцовские слова за чистую монету. Ему казалось, что тот хочет побыстрее отделаться от не интересующих его вопросов. Да и в то, что простоватый торговец когда-то жил в богатом особняке, ему слабо верилось.

Силинне писем никто не писал, ибо все, кто мог того захотеть, жили в Вереске. Поэтому Хэмри был убеждён в том, что послание на тумбочке предназначалось для подслеповатых глаз его отца. Но те замызганные клочки бумаги, что приходили Эрвиду раньше, отнюдь не выглядели как что-то важное. Это же письмецо являлось по меньшей мере вычурным.

От глубочайших раздумий Хэмри отвлёк посетитель. Вернее, посетительница. Дверь в лавку медленно отворилась. На пороге показалась невысокая привлекательная девица с волосами цвета латуни и такой же кожей. Она застенчиво прикусила нижнюю губу и так и застыла, будто статуя мастеровитого резчика.

– Приветствую, – Хэмри по-деловому опёрся предплечьями о прилавок. – Чем я могу вам помочь?

– Мне немного неловко, – посетительница замялась. – Моё имя Сидни. Я ищу некоего лавочника. Мне сказали, что единственная лавка в Вереске принадлежит Эрвиду Хэммарту.

– Не более чем слухи. Это моя лавка. А вы по какому делу?

– Прошу прощения, но я не могу обсуждать это с вами. Я должна говорить только с лавочником, то есть с Эрвидом Хэммартом.

– Как я уже сказал, лавочник – это я. Эрвид Хэммарт – мой отец, и он больше не трудится здесь.

– Что ж, тогда, получается, я должна поговорить с вами.

– О чём же?

– Мне сказали, что вересковому лавочнику было доставлено письмо.

Хэмри насторожился. Письмо, оказывается, было не для его отца, а для него. Но кто мог ему написать? Знакомых в Таргерте у Хэмри не имелось. Его отец торговал и заказывал товары в Дьюке и Виптиге, тогда как Хэмри из Вереска не отлучался.

– Вы точно уверены, что письмо для меня? Я не знаю никого, кто мог бы прислать его.