– Обещала у сэрэду дать и сзаду и спэрэду. Я пришёл – тэбэ нэма. Пидманула, пидвила. Целовалась девка с милым вертолётчиком Гаврилом. Целовалась бы ишшо, да болит влагалишшо. Всё, дорогие Васи. На меня подействовало ваша водка дурацкая. Пора спать, а то сопьюсь с вами, с алкашами!

Он доскрёб холодную кашу из котелка, ужасно облизнул ложку по самую ручку, хотел залить котелок водой, чтоб остатки не присыхали, передумал и выкинул котелок за дверь:

– Медведь оближет! Представь, каково ему там щас одному, бедолаге, голодному, без печки. Бр-р! Миша, кис-кис! Хочешь кашки?

Постелил одеяло, затушил свечку со своей стороны стола и завалился на нары со словами:

– Вот где кайф-то!

– Сюда бы бабу ещё, тогда был бы полный кайф, – со знанием дела пробурчал Вася, набулькал себе спирт из фляжки, выпил, прочувствовал, доел мясо, потушил свою свечку и тоже лёг.

Потрескивание дров в печи разрушало абсолютную тишину. На потолке и стенах плясали отсветы, навевая в души грёзы и воспоминания. Впрочем, каждому свои.

– Вот прошлый год мы ходили! Это был март! На этой наре мы с Лилькой досками скрипим, а на той, где ты – Андрюха с этой… забыл как звать. Неважно. Целую неделю полноценно отдыхали. Слабо три раза не вытаскивая? Я потом на Лильку месяц смотреть не мог, так объелся. И как только нары не развалились от таких плясок? А спелеологи как упёрлись в свои пещеры, так через пять дней только пришли. В глине все, как черти! Довольные! Каждый по своим дыркам прикалывался. Приеду домой, Валя, сразу на Нинку залезу, а потом уже лыжи и рюкзак сниму.

– Ты её так раздавишь, – сквозь сон заметил собеседник.

– Ну да! – Вася даже встрепенулся от такого вопиющего невежества. – Бабы, они как клещи: хрен ты их чем раздавишь! Только в отличие от клещей кусают круглый год. Я однажды махался с одной. В ней весу – не поверишь! – сорок килограмм вместе с бигудями. Вылитая моя бабка в двадцать восьмом году! В мой рюкзак две таких влезло бы! Так я от неё еле уполз! Чуть не умер с переёба, а ей хоть бы чуть. Хи-хи да ха-ха. Хочешь – на, не хочешь – всё равно на. Как от чумы потом от этой сикалявки бегал. Спишь? Ну, спи. И зачем я от неё, дурак, бегал? Сюда бы сейчас эту чумку. Неужели, Валь, мы бы с тобой её вдвоём не уработали?

Вася долго прикидывал, потом вздохнул:

– Нет, не уработали бы. Это тебе, Валь, не на лыжах чемпионаты выигрывать. Тут никакого здоровья не хватит. Знаешь, какое самое страшное слово для мужика? «Ещё!» Слушай, ты про баб чё-то ничего не рассказал. Про финночек и вообще. Не поверю, чтоб съездить за границу и не одной мадамы там не попробовать. Зачем тогда вообще туда ездить?

Не дождавшись ответа, он ещё покурил, нездорово поворочался, повздыхал, посетовал: «Надо баюшки, раз нет ебаюшки!», и, наконец, утих. И даже не слышал, как друг ночью дважды подбрасывал дрова в печь и, стуча зубами, не мог попасть ногой в рукав фуфайки, решив спьяну, что это штаны.

Валя проснулся поздно. Было уже светло. Приподнялся на локте, увидел несчастную Васину морду и пособолезновал:

– Что, бабы так и нет? У тебя вид, будто вниз лицом неделю спал.

– Тебе шутки, а я, кажется, тоже заболел. Курить не могу, башка трещит.

– Может, с похмелья?

– Какое похмелье! Что пил, что газету читал.

Валя полежал минуту, просыпаясь, потом встал.

– А я себя нормально чувствую. Пить только хочется. И чем тебя лечить?

– Раз ты вчера не помер, то тем же: две таблетки, баня и водка. Эх, бабу бы ещё в баню. Валь, почему ты не баба?

Выздоровевший Валя с удовольствием взялся за дела. Растопил печь, достал бич-пакет с пшенной кашей и сгущёнку.