– Ты что тут обосновался? – спросила я у него хмуро.

Он посмотрел на мое серое лицо, усмехнулся:

– Ни чо не помнишь, лапочка?

– Весьма смутно, – нехотя подтвердила я. – Стефан взбеленился, выгнал меня… без вещей.

– Имеет право, – хихикнул Герка. – Так вляпался!

– Я-то причем? – бубнила я. – Даже не знаю из-за чего сыр-бор.

– Попросили Стефана чемоданчик подержать у себя пару дней, – начал просвещать меня Герасим. – Доверили, так сказать, большие деньги.

– И он взял? – удивилась я искренне, зная, что в таких вопросах супруг всегда до предела осторожен.

– Не мог отказать. Шаврин просил.

Да, Шаврину Митрович отказать не мог. На заре бизнеса Климент Павлович помогал Стефану деньгами, не сильно много требуя взамен. Поэтому неудивительно, что осмотрительностью супругу пришлось пренебречь.

– Бац! А денег в сейфе нет! – продолжал вещать Герасим. – А ведь никто про них не знал… И ты тоже, да?

Я затрясла головой очень энергично, а сама покрылась холодным потом от ужаса. Что ж я натворила? Стефан, конечно, сволочь, но и он не заслуживает такого приключения. Климент – мужик суровый, не простит.

– Так уж и никто! – заорала я в голос. – Всегда есть тот, кто знает, кто догадывается и кто подозревает!

– Тихо-тихо, – Сарычев схватил меня за руки и оглянулся по сторонам. – Ищут, всех, о ком ты сказала. Найдут. И дай Бог, чтобы Стефан оказался не причем.

Я затряслась еще больше. Выходит, ищут именно меня.

– Чем все закончится? – заклацала я зубами в страхе.

Герард понял меня по-своему.

– Успокоится Стефан, пристроит тебя куда-нибудь, не бойся.

– А сейчас мне что делать? С голоду пухнуть? (Пришлось сделать вид, что интересуюсь только насущными проблемами своего организма).

Герасим прищурился, окинул мою поникшую фигуру в кожаной курточке пристальным взглядом. Его зрачки по-кошачьи зазеленели… Господи, у него на роже все написано!

– Только не предлагай мне всякие гадости, – торопливо предупредила я.

– Хорошо. – Он хлопнул ладонями по столу и завопил. – Серафи-и-им!

На зов притопал мужик в невероятном прикиде из серебристых ленточек и звезд.

– Не уехал еще? Вот тебе барышня на подпевку. Дай ей Варькины шмотки и парик. – Он повернул ко мне лицо полное ехидства. – Давай, приобщайся к высокому искусству.

Пять минут спустя мы тряслись в обшарпанной «газели»: Серафим, еще пара нечесаных индивидуумов с гитарами в чехлах и я с объемной черной сумкой, в которой покоился мой сценический костюм. Ехали на какое-то предприятие, которому исполнилось 40 лет со дня основания. По этому торжественному случаю давался концерт рабочим и служащим. И мы были одной из составляющих этой «сборной солянки».

Я мандражировала страшно. Наверное, вид имела самый плачевный. Один из гитаристов нагнулся к моему лицу и, обдавая запахом едкого табака, утешил:

– Мы под «фанеру» работаем. Просто верти попой и шевели руками.

За кулисами Дома культуры, куда мы прибыли через полчаса, было не протолкнись. Всюду сновали дети разного калибра в нарядных костюмах – творческие коллективы города готовились демонстрировать свои успехи в деле эстетического воспитания подрастающего поколения. Уединиться было негде. Я забралась между двух колонок, призванных усиливать звуковые эффекты, и начала переодеваться. Один их «моих» музыкантов из вежливости изображал своим туловищем ширму. Впрочем, особого внимания на меня никто не обращал.

Костюм был черным, щедро расшит блестками и невероятно грязен. От него сильно пахло потом и сладким дезодорантом. В моем носу угрожающе защекотало. Но тут прискакал Серафим и начал меня подгонять, как трехлетку на московском дерби.