- Ответь, малыш, ты принадлежишь другому?

Мне хочется всхлипнуть, а лучше - сначала выписать Орловскому пощёчину, а уже потом всхлипывать сколько душе угодно. Потому что он - невыносимый болван. И потому что в его голосе сейчас столько боли, как будто он и впрямь испытывает её, думая обо мне в объятиях другого.

Я не отвечаю - у меня нет на это ни единого шанса. Орловский просто срывает с меня полотенце и отбрасывает его в сторону, обхватывает оба моих запястья, не давая мне прикрыться, а я и не хочу этого делать сейчас. 

Я знаю, что красива. Знаю, что нравлюсь мужчинам. И что Андрей хочет меня - его голодный взгляд скользит по моему обнажённому телу снизу-вверх. И у него тоже больше нет слов.

Второй наш поцелуй выходит жадным, грубым и жёстким. Ещё более яростным, чем тот, первый, когда оба сходили с ума от его горькой сладости каких-то бесконечных несколько секунд. Только теперь я знаю, что Орловский не станет бежать от нашей близости. Не отступит, сказав «прости». Знаю, что сегодня и он, и я пойдём до конца.

Он вжимает меня собой в стену, и я ощущаю, что везде один лишь он. Шершавая ткань его одежды трётся о мою кожу, и в противовес этому поцелуй из грубого становится почти невесомым. Андрей, едва касаясь, проводит языком по моим приоткрытым губам, и я пьянею от этого вкуса. Виски, запах сигарет, аромат, присущий одному Орловскому - всё это кружит голову, заставляя желать только того, чтобы это никогда не кончалось. 

Подхватив мою ногу под коленом, Андрей понуждает меня закинуть её ему на бедро, и теперь мои ощущения похожи на цунами, проносящееся по венам чистейшим наслаждением. Он трётся ширинкой между моих ног, и мне становится жизненно необходимо получить его в себя. Почувствовать, каково это, сжимать его член собой, ощущая, как он растягивает меня внутри, как его ничтожно мало. Потому что с Андреем всё всегда было так - его всегда мне было мало, сколько бы он ни давал в ответ.

- Ты только моя, - хрипло выдыхает мне в губы, смешивая привкус поцелуя со сносящей тормоза злостью. - Только моя, помни.

Как мы оказываемся на постели я не помню, но когда чувствую тяжесть тела Орловского, давящую сверху, в голове мелькает обрывок воспоминаний о том, как видела его с Миленой. Это рождает внутри вспышку ревности, и я начинаю стаскивать с Андрея одежду, едва не разрывая её в клочья.

Пальцы путаются, когда пытаюсь совладать с ширинкой, Орловский отстраняется, по его губам змеится довольная усмешка, которую тут же стираю новым яростным поцелуем. Он стаскивает джинсы одной рукой,  второй ласкает меня, едва скользя пальцами по промежности. А мне остаётся только разводить ноги шире, потому что потребность ощущать его внутри - как угодно - больше потребности дышать. 

С последним, кстати, совсем плохо - я делаю рваные вдох за вдохом, но воздуха не хватает, потому что теперь Орловский - мой кислород. И им мне уже не насытиться. 

- Ну… - подгоняю я его, когда он слишком долго не даёт мне того, в чём так нуждаюсь. - Пожалуйста.

И Андрей входит в меня, сразу целиком, на полную глубину, слизывая с губ вскрик боли, смешанной с удовольствием. Начинает двигаться быстро и жёстко, не заботясь о том, хорошо ли мне. Потом - замедляет темп, пока я снова не начинаю просить его ускориться. 

Теперь чувствовать его в себе, ощущать поцелуи на губах, срываться на крики и мольбы - единственное, что может быть важным. И в этот момент я совсем не думаю о том, что будет дальше. Царапаю его спину, оставляя на коже следы принадлежности одной лишь мне, пусть хотя бы на эти несколько минут.