«Душа моя, Радость моя, Боль моя,

Я помню всё, что было… Чувство вины теперь постоянный мой спутник. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Люблю»

Маша перевернула лист, но больше не нашла никаких записей.

Совершенно неожиданно подул резкий ветер. С северной стороны, словно живая, неслась тяжёлая туча. Воздух наполнился озоном, и Маша поняла, что, если она не хочет промокнуть с головы до ног, ей придётся идти в дом Цапельских. Аккуратно сложив письмо и засунув его обратно в карман, Маша ещё раз задумчиво посмотрела на бегущую под ногами воду.

Катю она заметила не сразу – женщина вывернула с тропинки, когда Маша пересекала ромашковое поле. В одной руке у Кати был бидон, в другой – сетка с яйцами. Катя торопливо перебирала полными ногами, и волосы на её шее, под собранным пучком, прилипли к коже влажными завитками.

– Катя! – Маша легко подбежала к женщине и ухватилась за ручку бидона.

Катя дёрнулась. По краю бидона закудрявилась молочная пена.

– Ах! – домоправительница потянула бидон к себе, и Маша увидела её испугано – выпученные глаза.

– Это же я… – Маша одёрнула руку.

– Прости, – на губах Кати появилась слабая улыбка. – А я подумала… – она тревожно огляделась. – Гуляла? Правильно… Здесь красиво… – Катя протянула Маше сетку с яйцами. – А молоко я сама понесу.

– У Розы брали? – Маша вспомнила имя хозяйки, которую нахваливал Люсьен.

– Да… – удивилась Катя. – Откуда ты знаешь?

– Мне Люська рассказал, – брякнула Маша. Следовало бы спросить о том, что происходит в доме, но Маша понимала, что если бы Катя хоть что-нибудь знала, то непременно сказала бы ей об этом.

Катя, казалось, не обратила на её слова никакого внимания. Она торопливо шла, придерживая крышку бидона средним пальцем, и Маша продолжила:

– Вы же знаете Люсьена? Меня с ним Костя познакомил. Мы встретились в берёзовой роще. Хороший парень, юморной… И знаете, рисует отлично!

– Да, да… – Катя остановилась и внимательно посмотрела на Машу. – Ты уж аккуратнее. У него отец уголовник… И вообще…

Маша хмыкнула, покачав головой.

– Я тебе точно говорю! – Катя даже притопнула. – Как его только земля носит?! А Люську жалко, да. Ты ведь знаешь про его мать? Думаешь, почему она это сделала?

Маша пожала плечами. Вот уж об этом она совсем не думала – мало ли причин у людей закончить свои дни подобным образом?

– Я помню её – красивая, – Катя нахмурилась. – Особо мы не общались, конечно, да и времени не было у меня совсем… Моталась между Николаевским и городом. Моя дочь, Лёка… – Катя моргнула и тряхнула головой, словно опомнившись. – Ах да, о чём это я? Зина… Этот муж её, Валера, редкостная сволочь! Прости меня, Господи! По молодости гуляка был, девкам нравился! Как она с ним жила, не знаю… Наверное, на сколько сил хватило, а потом… Может он и довёл он её до страшного. Ведь все поначалу говорили, что она убежала. Но как же ребёнок? – Катины глаза повлажнели. – Пока не нашли тело, ругали её на чём свет стоит. Ну мало ли чего в жизни не бывает? Зачем же творить-то с собой такое?! – в сердцах закончила Катя и перевела дыхание.

Первые крупные капли дождя, тёплые и желанные, упали в траву и Маше на нос. Они с Катей прибавили шагу и очень быстро оказались у пруда.

– Нашли-то её недели через две, представляешь? – Катя инстинктивно вжала голову в плечи, когда льняное платье на её спине покрылось мокрыми пятнами. – Видно за корягу зацепилась. Ужас такой… мальчишки купались, а тут она! Борис тогда этим делом занимался… Ничего-то от Зиночкиной красоты не осталось… Раздуло бедную. Но она, я тебе скажу, тоже со странностями была. Чудная – вечно по лесам да по полям бродила. Или сядет вот тут, у пруда, и смотрит перед собой, улыбается чему-то… Да… Хорошо, хоть мальчонку родила нормального, а то, что взять с такого отца? Ну да родила, и хорошо… Но вот как можно было сына Люсьеном назвать? Где и имя-то такое выискала…