Когда Чандракумар поднял взор, белки его глаз сверкнули во мраке. Маленький худой мужчина с кожей шоколадного цвета, тонкими чертами лица и полными губами индуса, рожденного в конце девятнадцатого века. Выпускник университета, чьи исследования в области индо-бактрийского общества привлекли к себе внимание Патруля. Один из оперативников разыскал его и предложил возможность продолжить исследования лично. Наряд Чандракумара состоял из белого дхоти, волосы ниспадали на плечи, и около рта он держал какой-то предмет, который, догадался Эверард, только выглядел как амулет.

– Рад видеть тебя! – произнес он неуверенно.

Эверард ответил на приветствие тоже по-гречески:

– И я рад!

Шаги монаха затихли где-то в глубине дома, и патрульный мягко спросил на темпоральном:

– Мы можем поговорить без посторонних ушей?

– Вы агент?

Вопрос на мгновение повис в воздухе. Чандракумар начал было подниматься на ноги, но Эверард жестом попросил его оставаться на месте и сам опустился на глиняный пол.

– Вы не ошиблись, – ответил он. – И дело не терпит отлагательств.

– Надеюсь, что так.

Чандракумар обрел спокойствие. Он был исследователем, а не полицейским, однако часто случалось, что в оперативной обстановке от специалистов узкого профиля требовалось не меньше решительности и сообразительности. В голосе его сквозило нетерпение.

– Весь прошлый год я провел в ожидании кого-нибудь из вас. Сейчас, по-моему, наступает критический момент.

Захватывающий эпизод в истории совсем не обязательно определяет будущее всего сущего.

Эверард жестом указал на медальон, висевший на груди Чандракумара:

– Лучше его отключить. Не хотелось бы, чтобы о нашем разговоре узнали те, кому он не предназначен.

В медальон было вмонтировано молекулярное записывающее устройство, в которое Чандракумар нашептывал наблюдения каждого дня. Прибор связи и прочее замаскированное оборудование он прятал в другом месте.

Когда медальон превратился просто в украшение, Эверард продолжил:

– Я выступаю в роли Меандра, солдата-наемника из Иллирии. На самом деле я – специалист Джек Холбрук, родившийся в тысяча девятьсот семьдесят пятом году в Торонто.

На таком опасном задании даже своему не стоило говорить более того, что следовало знать коллеге в обычных обстоятельствах. Они обменялись рукопожатием, отдав дань приличиям родного им времени.

– А вы… Бенегал Дасс?

– До́ма. Здесь я пользуюсь именем Чандракумар. Но знаете, вашими стараниями у меня возникли некоторые сложности. Прежде меня звали Раджнеш. Было бы нелогично вернуться назад так скоро после его отъезда домой, поэтому пришлось сочинить байку о нашем родстве, чтобы объяснить, почему я так похож на него.

Как-то само собой они перешли на английский, который чуть скрасил темноту дыханием привычной им обстановки. По этой же причине, вероятно, они не стали сразу говорить о деле.

– Я очень удивился, узнав, что вы не собираетесь оставаться здесь, – сказал Эверард. – Знаменитая осада. Вы смогли бы заполнить все пробелы и исправить ошибки у Полибия и в других хрониках, фрагменты которых уцелеют.

Чандракумар простер перед собой ладони:

– Располагая ограниченным сроком, отпущенным мне на исследования и земную жизнь, я не намерен расточать свое время на войну. Кровопролитие, потери, нищета – и каков итог через два года? Антиох не может взять город, но при этом не хочет или не смеет оставаться у стен осажденного города. Он заключает мир, скрепленный обручением его дочери и наследником Деметром, и уходит на юг, в Индию. Эволюция общества – вот что имеет значение. Войны не что иное, как патология.

Эверард воздержался от возражений. Вовсе не потому, что ему нравились войны, он слишком много повидал их на своем веку. Но он считал, что, к сожалению, это норма истории – как снежные бураны в Арктике – и слишком часто их последствия существенно меняют ситуацию в мире.