«– Помнишь напарника моего?

– Снайпера, что ли? Усатый такой? Серега, по-моему…

– Да. Так вот он, как пить бросил, опять за книги взялся. Голова-то у него не чета нашим репам. Он мне всё по полочкам разложил, и про войну, и про религию.

– Что-то насчёт опиума для народа?

– Представляешь, так и есть. Любая религия, оказывается, дитя войны. Идеологическое обоснование военного грабежа и разбоя.

– Объясни по-нормальному.

– Короче, людям вдалбливают, что те, кто не верит по-нашему, для нас опасны и вредны. Что они хотят нас поработить, ну, или хотя бы, получить с нас денег.

– Нет, мне кажется, тут дело не в религии. Дело – в самом человеке. Человек так устроен, что если он с другого ничего не получает, то другой будет с него что-нибудь получать. Если не мы, то нас. Других вариантов нет.

– И я про то же! Религия просто примиряет человека с этой истиной. Снайпер вообще хорошо сказал. Смысл христианства в том, говорит, что, если ударили по правой щеке, подставь левую, а кто в это не верит, тех в расход.

– Может, лучше о чём-нибудь хорошем поговорим?

– Давай. Поехали, мяса поедим! Закажем по шашлыку на берегу»[16].

У многих людей, имевших опыт контакта с нехристианскими учениями, с эзотерикой, с неоязычеством, имевших опыт разочарований и даже – опыт отречения от Христа, слова о вере могут порождать иногда причудливые ассоциации. Так, на пост автора об Иисусовой молитве одна девушка оставила комментарий, что это – отличная медитация «на пустотность». И здесь приходится объяснять, в чём состоит отличие медитации от молитвы[17]. Этот пример показывает, что конкретные слова о вере в сознании, переформатированном эзотерикой, могут ассоциироваться с нехристианскими идеями. Так, один епископ на конференции «Пути возрождения русского богословия» отмечал, что в западной культуре [а она в каком-то смысле усвоена людьми и проживающими на территории России] подменён понятийный аппарат настолько, что человек, даже находящийся внутри православия, не всегда может заметить подмену понятий. Спасение подменяется понятием самореализации. Вера – ощущением безопасности. Понятие греха меняется на индивидуальную психологическую установку. Христианские ценности настолько заменяются на иные понятия, что человек, живя в этой культурной среде, даже святоотеческие тексты понимает в нехристианском ключе. Современная культура – триумф терапии. Человек должен быть обслужен разными способами, чтобы он не претерпевал трудностей, дискомфорта[18].

И потому важно иногда бывает показать человеку, чему в реальной жизни соответствуют те или иные принципы. На той же конференции ещё один священнослужитель отмечал, что обратиться к человеку, просто говоря о Боге, в современном мире, наверное, сложнее. А вот обратиться к человеку, говоря о нём как об образе Божием и о тех задачах, которые он не может решить без Того, образом Кого он является, иначе он будет продолжать бродить в лабиринтах сознания, – можно. [Если у человека нет цельного мировоззрения, то лабиринтами для него становятся научные открытия – вроде бы, полезные открытия. Зачастую они становятся ловушкой для современного человека. Интернет, казалось бы, – открытие, а люди утрачивают базовые знания. Утрачивают способность мыслить систематически, синтетически, масштабно, стратегически. Быстрые ответы – в интернете][19].

И потому так важно поднимать не только духовный, но и культурный уровень человека, учить его думать, делать выводы. Важно, чтобы человек пришел к пониманию, как ему развивать свою социальную жизнь и профессиональную деятельность, чтобы иметь возможность не утратить и путь веры