.

Евфросиния Керсновская была верующей женщиной. Её история, хотя бы в сжатом виде, может быть интересна и военнослужащим. Ведь ей пришлось пройти через то, что в случае с военнослужащими может ассоциироваться с пытками, с пленом, когда противник ломает волю воина.

Здесь стоит кратко отметить, что на момент, когда она отправилась в путешествие, у неё из еды было пять картофелин, две луковицы, головка чеснока, кусок замёрзшей кислой капусты, полкило замёрзшей сыворотки, ломтик хлеба. Как она выжила?

«Ужасный это был путь! – писала она. – Недаром тайгу сравнивают с морем и, перефразируя поговорку, говорят: кто в тайге не бывал, тот Богу не маливался. Почему в эти самые безнадёжные дни я не испытывала ни страха, ни отчаяния?.. Что давало мне силы встать [когда она засыпала и была на волосок от вечного сна] и идти дальше?.. Казалось бы, можно с ума сойти от ужаса. Но мне нисколько не было страшно»[69].

Смысловая вертикаль как иммунитет к ПТСР

Мы видим, что в случае с Евфросинией Керсновской и в случае с отцом Фёдором, актуализировались те принципы, о которых писал Роберт Сапольски. Деятельность ума помогала не зафиксироваться на переживании ужаса, а именно эта фиксация, как можно предположить, становится основой для развития ПТСР (если смотреть на процесс с точки зрения учения академика Ухтомского о доминанте, которое рассматривается в книге «Щит веры. Воину-защитнику в помощь», а также в тексте «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты»). Можно сказать, что в их случае активной была «верхушка сознания», над системой восприятия тяжёлых фактов окружающей действительности была сформирована определённая надстройка.

(Необходимо отметить, что если надстройка формируется на основе лжи и фантазий, то происходит уход в грёзы, который может закончиться разрывом контакта с реальностью и даже смертью[70].)

Эта надстройка состояла из определённых смыслов. Значения и смыслы, как говорила одна верующая женщина-профессор, образуют подлинного человека. У одних людей могут быть представления о жизни со знаком «минус». У других – иная смысловая система, которая поддерживает, а не угнетает и не ведёт в пропасть.

Человек противостоит трудностям, если смысловая система помогает ему осмыслить реальность в конструктивном ключе [такая смысловая система была у Евфросинии Керсновской]. Иначе – паника, гибель [Ален Бомбар считал, что жертвы катастроф погибают более по причине панического страха и безумия]. Так выживают онкобольные, так люди не уходят в депрессию в случае смерти близких. Если есть смысловая вертикаль – человек имеет шансы выстоять. Если же он совершает плавание по горизонтали [сон, еда, работа, удовольствия, «банальное» проживание действительности и пр. ], то развивается другой вариант.

В качестве примера можно привести случай с добровольцем, который после того, как на театре военных действий утихала пальба, собирал тела, нередко – разорванные. Он постоянно плакал, отказывался говорить на тему своего внутреннего состояния. Можно предположить, что в его случае мы имеет дело с развёрнутым ПТСР. Но ведь ситуация могла пойти по иному руслу.

Глядя на тело человека, он мог не погружаться (за неимением системы смыслов) в тот тип восприятия, который констатирует лишь факт наличия разорванного тела. Он мог подумать о том, что почивший носил в себе образ Божий. О том, что душа этого человека войдёт в вечность, что человек, возможно, искупил свои грехи тем, что положил душу свою за други своя (Ин. 15, 13). Вместо того, чтобы в рыданиях стискивать зубы при виде нового тела, доброволец мог возносить молитву: «Помяни, Господи, душу усопшего раба Твоего, прости ему всякое согрешение вольное и невольное и даруй ему Царствие Небесное!» Тогда вместо ужаса и созерцания «попрания жизни» доброволец бы созерцал свидетельство подвига, встречался бы с тайной перехода человека в Вечность. Готовил бы себя самого к переходу, который также с ним случится – рано или поздно.