Более того. Стюрмир конунг тяжело спустился по ступенькам сиденья, подошел к окаменевшему Брендольву и похлопал его по плечу.

– Теперь я понимаю, почему ты пришел ко мне, когда все эти крысы разбежались. Ты – мой человек! – уверенно и с явным удовольствием продолжал он. – Ты остался мне верен и знай, что я сумею это оценить! Люди восточного берега узнают, что Стюрмир конунг умеет ценить верность!

Брендольв молчал. Он еще не верил в столь счастливый оборот дела и ощущал себя стоящим на тоненькой корочке льда. И почему-то ему было стыдно, словно он обманывал конунга. Но что делать: сказать сейчас, что он на самом деле шел с этим мечом против него? Да нет, не против него, а просто к Вильмунду. Потому что хотел драться с фьяллями. Это правда, и в этом нет ничего бесчестного.

– Я хочу драться с фьяллями! – хрипло, но от души произнес Брендольв. Это была единственная правда, которая не рассердит Стюрмира. – И надеюсь, что ты, конунг, дашь мне такую возможность.

– Конунг! – В гридницу поспешно вбежал кто-то из Стюрмировых хирдманов. – Сюда едет… большой отряд. Не возьмусь сказать, есть ли там твой сын, но кюну Даллу я видел.

– Ах, вот как! – Стюрмир снова нахмурился и отошел от Брендольва. – Хорошо-о! – с неясным, но тяжелым чувством протянул он. – Сейчас я узнаю, у кого еще хватит смелости взглянуть мне в глаза!

Стюрмир конунг вернулся на свое место и сел, опустив обе руки на подлокотники сиденья. Молчаливым кивком он указал Брендольву место рядом с собой, с другой стороны от Вальгарда. Брендольв встал возле резного столба. Ощущение тонкого льда под ногами не проходило. Почему Вильмунд конунг и кюна Далла так быстро решили ехать сюда вслед за ним? Когда он уезжал с озера Фрейра, об этом и речи не шло. Что их подтолкнуло? Знают ли они о возвращении Стюрмира? И как себя поведут? Что скажет Вильмунд о своих бывших сторонниках? И что скажет о нем, о Брендольве? Одно слово – и неожиданная милость Метельного Великана сменится ураганным гневом.

В гридницу вбегали какие-то люди, толпились у стен, но Брендольв смотрел только на двери. Шум множества шагов и голосов приближался. Вошла кюна Далла с маленьким Бергвидом на руках, держа ребенка, как щит, с ней кто-то из ее приближенных. Лицо кюны побледнело от страха, рот уже приоткрылся, чтобы выпустить наружу поток оправданий, отговорок, обвинений, упреков… Каждую новую фигуру в дверях Брендольв встречал с замиранием сердца, но Вильмунд конунг все не появлялся. Казалось, он растворился, потерялся по дороге, а может, его и не было никогда. На Квиттинге один конунг, и зовут его Стюрмир Метельный Великан.

И только одно лицо из тех, кто прибыл с кюной Даллой, сейчас не выражало ни растерянности, ни удивления, ни страха. Ингвильда дочь Фрейвида стояла позади кюны и смотрела на быстро багровеющего Стюрмира с гордым спокойствием норны*, чье предсказание сбылось.

Сторвальд по прозвищу Скальд сидел на ступеньке крыльца и сочинял песнь к вечернему пиру. Перед его глазами кипела обычная суета усадьбы Эльвенэс, усиленная приготовлениями к важному и значительному событию. Волнение, вызванное квиттами, улеглось, а Рагневальд Наковальня, напротив, поднялся с одра болезни. Проще говоря, выздоровел. А как только он стал ходить, его тут же со всеми почестями пригласили к конунгу, и сам Хильмир предложил ему в знак примирения взять в жены йомфру Альвборг. Нечего и говорить, какой ответ он получил. Польщенный и осчастливленный Рагневальд немедленно начал готовиться к свадьбе, и сегодня вечером он станет родичем конунга. Вот только стихи к этому радостному событию он снова заказал Сторвальду. Ну что ж, как говорится, никто не спасет обреченного. Только дурак не учится на своих ошибках, а если человек дурак, то это обычно надолго.