Ари качает головой.

– Я серьезно. Какая твоя любимая песня?

Я постукиваю пальцами по стеклу столешницы, под которым хранится целая выставка памятных вещей. Корешки билетов. Медиаторы. Первый доллар, заработанный этим магазином.

– «Морское стекло», – признаюсь я наконец.

Ари хлопает ресницами.

–Мое «Морское стекло»?

–Говорю же. Я – твой самый большой фанат. Прю утверждает, что это она твоя самая большая фанатка, но мы оба знаем, что она назвала бы своей любимой песню «Битлз».

Клянусь, на мгновение я вогнал Ари в краску, что мне редко удается с другими девушками. Я с трудом сдерживаю смех, потому что не хочу, чтобы она подумала, будто я смеюсь над ней. Но, поскольку я не смеюсь, возникает некоторая неловкость.

Из динамиков льется голос сэра Пола, поющего, что все получится, если только немного повезет.

Ари откашливается и снова заправляет за ухо непокорную прядь волос.

– В последнее время я работала кое над чем новым. Я думала сыграть это вечером, но… не уверена, что готова.

– Ой, да ладно. Пусть это будет вроде… репетиции на публике.

– Нет. Я не знаю. Не сегодня.

– Отлично. Держи своих поклонников в напряжении. Хочу лишь заметить… – я потрясаю в воздухе флаером с каракулями, – что Арасели Великолепная никогда бы не упустила возможности заворожить толпу своим новейшим шедевром.

– Арасели Великолепная играет в тавернах, полных пьяных хоббитов.

–Халфлингов[8], – поправляю я.

Ари ухмыляется и спрыгивает со стойки.

–Как тебе такая идея?– Она убирает гитару обратно в футляр.– Я сыграю свою новую песню, если ты отправишь один из своих рисунков куда-нибудь для публикации.

– Что? Да кто захочет опубликовать мой рисунок?

– Э-э… да разве мало желающих? Как насчет того фанатского журнала, который тебе нравится?

Я пытаюсь вспомнить, рассказывал ли ей когда-нибудь о своей глубоко запрятанной мечте разместить иллюстрацию в Dungeon, фэнзине[9], который охватывает всех, от Мстителей до Зельды[10].

– Просто отправь хоть что-нибудь, – продолжает она, прежде чем я успеваю ответить. – Что такого уж плохого может случиться?

– Они отвергнут меня.

– От этого не умирают.

– Откуда ты знаешь?

Она вздыхает.

– Попытка не пытка.

– Еще какая пытка, – возражаю я. – Бывает очень больно.

Она неодобрительно хмурится, но от чего я точно не умру, так это от неодобрения Ари. Или Пруденс. Или моих родителей. Меня охватывает мучительный ужас от мысли о неодобрении всего мира.

– Неудачи – часть жизни любого художника. – Она обводит пальцем наклейку в виде ромашки на чехле гитары. – Единственный способ узнать, на что ты способен, – продолжать пытаться снова и снова, отказываясь сдаваться…

– О боже. Остановись. Пожалуйста. Хорошо, я подумаю о том, чтобы отправить что-нибудь. Только… больше никаких напутственных речей. Ты же знаешь, они меня напрягают.

Ари хлопает в ладоши.

– Что ж, тогда моя работа на сегодня закончена.

У нас уходит почти целый час на перестановку мебели в торговом зале, чтобы освободить достаточно места вокруг сцены. Магазин невелик, но, как только ящики и стеллажи с пластинками отодвинуты в стороны, становится просторнее. Мы приносим дюжину складных стульев из подсобки и расставляем их полукругом.

Около половины шестого начинают собираться гости. Два человека. Четыре. Семь. Без четверти шесть, держась за руки, прибывают Прю и ее парень Квинт.

Мы добавляем еще один ряд стульев после того, как заполнена первая дюжина. Это самый многолюдный вечер в магазине за последнее время – возможно, с прошлогоднего Дня музыкального магазина[11], общенациональной акции, которая проводится каждую весну и всегда привлекает множество посетителей.