Но это снова спекулятивный пузырь, оторвавшийся от реальности. Если же смотреть динамику, то последние 20 лет темпы инноваций, наоборот, падают.

Здесь два фактора. Первый – смена правил. Если старые монополии делали типовые дешевые продукты и с задержкой откликались на тренды, а небольшие компании выигрывали, предлагая индивидуальный подход, сейчас всё происходит ровно наоборот. Walmart одним из первых внедрил умную логистику. Современный софт адаптирует продукты и услуги персонально, предлагая дикое разнообразие и опции. Именно корпорации в итоге стали самыми маневренными.

Факторы финансовых резервов, клиентской базы, своих экосистем и профессиональных команд на огромных зарплатах делают конкуренцию с ТНК нереальной. Как с нуля можно начать соперничать с Amazon, где на любой проект могут подписать 10 000 инженеров?

Распространенный повсеместно софт для распознавания речи был честно создан стартапом, в нулевых его выручка достигла $1,7 млрд в год. Мы увидели историю успеха и добавление на карту нового бизнес-гиганта? Нет, кадры из компании переманили, разработчик пришел в упадок и был с дисконтом куплен Microsoft. Схожая история с Android, YouTube, Instagram и WhatsApp – все они шли во вполне самостоятельные компании. Но, как и тысячи юных и перспективных, механически перевариваются в утробе больших платформ.

Будем честны: именно перспективы поглощения часто и побуждают открывать проекты, нацеленные на скорую дерзкую их продажу. За пять лет корпоративные расходы на это выросли до $240 млрд. Посевные инвестиции в энтузиастов сократились до 5%: всё меньше людей пионерят в неисследованных областях. Все ориентируются на подходящие под поглощение продукты.

Стратегия «голубого океана» предполагает не бороться с конкурентами через индивидуальные фишки, а формировать новый спрос. Монополизировать конкретный рынок и играть на нем по своим правилам.

Уязвимость в том, что когда придумываете новое и интересное, это может очень быстро стать достоянием общественности. И снова возвращаются условия конкуренции, где приходится бороться за каждого клиента в отдельности.

Сохранение изобретения пошло по пути защиты прав от копирования. Проще говоря, это патентование вплоть до 20 лет с момента подачи заявки на интеллектуальную собственность. Лампочка Эдисона, патент Теслы на передачу энергии, а братьев Райт – на самолет, у Маркони – на беспроводную телеграфию. И пусть права Стивена Джобса на дизайн iPhone смотрятся менее значимыми, чем у Флеминга на пенициллин, смартфоны мир поменяли отнюдь не меньше.

На сегодняшний день рынок только лицензирования, аналитики и юридических услуг в этой области превышает $3 млрд в год и растет на 7—10% в год. В корпоративном сегменте, который выступает главным игроком, ожидаемо лидируют сами идеологи формата – США, Канада и Европа.

Инвесторы охотнее покупают акции, где бизнес строится на интеллектуальном праве. В задающей тренды микроэлектронике более 50% компаний работают по патентам, в медицине и фармацевтике – около четверти. Новые технологии дают экономический рост, вроде всё логично, где противоречие?

Обратная сторона деятельности правообладателей: монополист диктует цены. Чтобы понять масштаб, приведем такой пример: когда суд лишил Eli Lilly and Company эксклюзива над прозаком, уличив в том, что они зарегистрировали его дважды, компания разом потеряла $4 млрд годовой прибыли. Почему не разработали что-то новое за это время? Здесь второй дисбаланс: взимаемая рента с уже существующих продуктов часто и логично снижает инициативу в разработке.